Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кирилл вылетел из подъезда, спотыкаясь, едва не падая. Страхпридал ему силы — он догнал Визитера, который остановился, приплясывая задверью.
— Направо! — крикнул Визитер, вновь срываясь с места.
Кирилл побежал, слишком поздно сообразив, что его двойниксвернул влево. Они разделились мгновенно и с каждым мгновением удалялись вседальше друг от друга. На бегу Кирилл попытался представить, куда бежит Визитер— но почти сразу отказался от этой попытки. Слишком много было вариантов.Сейчас тот уже мог добежать до площади Борьбы, сесть в трамвай, или рвануть кметро… Кирилл не представлял, как бы он поступил сам — значит и Визитерпоступит совершенно случайно.
Мальчишка свернул у транспортного института, побежал,лавируя между прохожими, медленно замедляя бег, понимая — убийца не станетпреследовать его на улице. Не идиот же, его заметят, кто-нибудь вызоветмилицию…
Он все же обернулся, пытаясь узнать в идущих следом ту серуютень, что протягивала к нему руку с пистолетом. Никого похожего. Он убежал.
БЕГИ, КИРИЛЛ!
Его обдало холодом, когда он вспомнил крик мамы. Кириллстиснул кулаки, остановился, борясь с желанием вернуться. Да нет, убийце былнужен Визитер — ну, и он, может быть.
Но когда он вернется домой…
Кирилл замотал головой. Нет. Нельзя. Будет только хуже.Убийца знает, где он живет — и не может отличить его от Визитера. Он долженпрятаться… может быть на вокзалах…
Ему снова стало не по себе. Кирилл уезжал из Москвы толькораз, семь лет назад. Все что запомнилось с той поездки — это плывущие за вагоннымокном, к которому он прилип, села и перелески, толкотня на перронах, потом —огромное, бесконечное, теплое море, в которое он врывался с визгом и полнойуверенностью — доплыть до другого берега совсем легко.
Сейчас вокзалы были другими. Безумно мечущиеся люди, но ужене в той суете поездки, что было когда-то, а словно напуганные чем-то. Грязные,словно из задницы вылезшие, существа в углах и под лестницами — когда-то тожебывшие людьми, но стремительно утрачивающие остатки сходства. Среди них были и дети— Кириллу всегда делалось не по себе, когда он видел их.
Взрослые могли быть кем угодно — пьяницами, наркоманами,неудачниками — они лишь напоминали, что в жизни легко можно проиграть. Дети, схолодной злобой в глазах и улыбкой затравленных волчат словно безмолвно кричали— «тебе просто повезло. У тебя есть дом и мама. Но это случай. Ошибка. Тыдолжен быть с нами». Он вспомнил их взгляды, когда случайно натыкался на таких— взгляды мелкого хищника, оглядывающего жертву.
Нет. Только не вокзалы.
Кирилл бродил по улицам часа два. Несколько раз звонил домой— вначале трубку никто не брал, потом отозвался незнакомый мужской голос. Емустало не по себе. Он выскочил из-под прозрачной каски таксофона, даже неповесив трубку.
Он ждет его?
Кирилл добрел до какого-то супермаркета, не размышляя, вошелв слякотное тепло. Народа было немного. Он побрел вдоль прилавков, потом купилв баре кусок пиццы. Съел ее, не почувствовав вкуса.
Что-то заставило его дойти до отдела электроники. Здесьработало несколько телевизоров — по двум крутили кассеты с видеоклипами,остальные были настроены на местные каналы.
Свой дом он узнал сразу. Это был горячий выпуск новостей —той популярной бригады, что носится по городу, прослушивая милицейскую волну иуспевая на место преступления едва ли не самыми первыми.
— Нет, — прошептал Кирилл.
Звук в телевизоре был отключен, наверное, чтобы не заглушатьголос певца с другого аппарата. Под нервный гитарный перебор Кирилл смотрел напокачивающиеся в такт шагам оператора стены подъезда. Наплыв — на шрам в стене,и так отпечатавшийся в памяти. Кирилл зажмурился. Когда он открыл глазаоператор стоял у открытой двери — у его квартиры. Молодой парень в форме что-тоговорил, виновато улыбаясь. Не пускал внутрь?
Потом оператор отступил на шаг, и Кирилл увидел, как выносятносилки, прикрытые белой простыней. Простыня была в бурых пятнах.
Он не заплакал. Словно окаменел, глядя, как уносят его маму.
Лицо репортера, опять — неслышная скороговорка… На несколькосекунд — фотография во весь экран. Его фотография.
Кирилл отступил на шаг.
Голос певца, скользивший где-то по краю сознания, внезапностал отчетливым, почти материальным. Кирилл схватился за него, как заспасательный круг, жесткий, холодный, но дающий хоть какую-то надеждуудержаться.
Плачь! Мы уходим отсюда — плачь,
Небеса в ледяной круговерти…
Только ветер сияния — плачь!
Ничего нет прекраснее смерти…
Кирилл Корсаков, потерявший все, что составляло его жизнь,вышел из магазина. Нет, он так и не заплакал. Плакать — это порой слишком мало.Он встал к таксофону у входа. Телефон милиции — бесплатно… Кирилл опустил рукув карман. Если у него не осталось жетонов, то он наберет «ноль два».
Жетон льдинкой коснулся пальцев.
Кирилл набрал номер. Единственный, что смог вспомнить.
— Алло…
Слышно было очень плохо.
— Валя, это ты?
На мгновение Кириллу захотелось, чтобы Валентина Веснина,которого он, как и всех взрослых из клуба «Штурман» звал просто по имени, неоказалось дома.
— Да. Кирилл?
— Привет, Валь…
Пауза.
— Кирилл, у тебя что-то случилось?
Как сказать? Что можно сказать?
— У меня все случилось.
Снова тишина.
— Кирилл, ты где? Мне приехать?
— Я… я сам приеду, — он проглотил возникший в горле комок. —Валя, не говори никому, что я звонил. Ладно?
— Ты с мамой поссорился? — осторожно спросил Веснин.
Кирилл повесил трубку. Быстро, чтобы не услышать большеничего. Чтобы не захотелось ответить, крикнуть — «у меня больше нет мамы!»
Еще секунда и он бы не выдержал.
Плачь! Мы уходим отсюда — плачь…
Он все-таки не заплакал.
Визирь дождался, пока стихли вежливые аплодисменты ипокивал, глядя в зал. В зале было почти две сотни идиотов. Но, по мнениюпсихолога, выступление во Всероссийской Лиге Любителей Шашек было чем-тополезно для предвыборной компании.
— Я признателен за приглашение в ваш дружеский круг… иликвадрат? — Рашид Гулямович улыбнулся. — Признаюсь, первая игра, в которую янаучился играть — это были шашки…