Нет, надо успокоиться. Я напрягся, пытаясь рассуждатьлогично. Как Шерлок. Давалось мне это с трудом, наверное Дойль постарался, но яприложил все силы. В конце-концов — я врач. Мой ум холоден как скальпель, остркак ланцет, гибок как бинт! Пусть я никудышний сыщик, но зато — опытный врач.Это чего-нибудь да стоит...

Чуть успокоившись, я стал вспоминать свою жизнь. Всевидилось отчетливо и ясно. И окончание Лондонского университета в 1878 году, иназначение в Пятый Нортумберлендский стрелковый полк, и ранение при Майванде...Да, конечно, это могло быть описано сэром Дойлем. Но не мог же он описать вкнигах такие интимные моменты, как... ну, скажем, студенческие вечеринки свеселыми девочками... или тот приступ дизентерии, что схватил меня посредипарка пешаварского госпиталя. О, ужасное, постыдное воспоминание, но сейчас ябыл ему рад. Такое в книгах не описывают. Значит... значит я не простопридуманный персонаж. Я живу полнокровной жизнью! А отдельные эпизоды,придуманные Дойлем... что ж, спасибо ему за них! Они сделали мою жизнь кудаувлекательнее, чем у большинства людей. И для целого мира — моего мира! —именно я — автор знаменитых рассказов о Шерлоке Холмсе.

Успокоенный и просветленный, я мирно побрел вдоль книжныхполок. В конце-концов, вон сколько Вымышленных Миров! И у меня есть подозрение,что жить в них куда интереснее, чем в Настоящем.

А электричество мы и сами разовьем как следует!

...Холмс встретил мое возвращение ласковым взглядом, изакончил обращенную к Кубатаю фразу:

— Так что — истина всегда выходит наружу! Запомнитеэто!

— Вышла бы наружу истина, куда Кащей детишекспрятал... — пробормотал Кубатай.

— Я это давно знаю, — невозмутимо сообщил Холмс.

— Что?

— То! — внезапно разъярился мой друг. — Разуж вы, джентльмены, позволили себе нас обманывать, то и я позволил маленькуюхитрость. Я решил посмотреть на книжные миры... крайне любопытное занятие. А вкакой книге спрятаны дети я знал сразу!

— Откуда? — замогильным голосом спросил Кубатай.

— Из сообщенных вами фактов! Вы не умеете складыватьдва и два, джентльмены!

— Умеем! — возмутился Смолянин. — Четыреполучится!

Холмс тихо застонал и продолжил:

— Кащей — лентяй, не так ли? Значит, книга должна быланаходиться рядом с Магическим Шкафом. Логично?

Смолянин больше не встревал — он достал из кармана юбкибумажку, карандаш, и принялся что-то писать, бормоча и загибая перепончатыепальцы.

— Логично, — признал Кубатай. — Но это —сотни книг!

— Я выбрал два десятка. Почему? Да потому, что Кащей —аккуратист! Он взял такую книгу, которая по толщине идеально подходила подотломанную ножку шкафа. Чтобы шкаф не шатался!

— Логично... — прошептал Кубатай.

— И, наконец, главное. Кащей ваш, как истинный злодей,хитер. Он понимал, что в любом Вымышленном Мире дети найдут помощь, найдутдрузей и союзников. Ведь в книгах всегда побеждает справедливость. А значит —он засунул детей в такую книгу, где они не могли никого встретить, где попростунет персонажей. В книгу не художественную, а научную!

И Холмс торжествующе достал из стопки книг невзрачный томик.

— «Энциклопедия Южного полюса», джентльмены! Книга,описывающая ненаселенный материк — Антарктиду! Книга, где на детей набросятсяне придуманные злодеи — а беспощадный мороз и иные природные стихии.

— Кошмар! — взвизгнул Кубатай, хватаясь засаблю. — Они же замерзли! Как вы могли медлить?

— Спокойно, генерал! Как вы могли заметить, мы попадаемв Вымышленный Мир без всякой системы. Иногда — даже в те события, что в книгене описаны вовсе! Значит — некий магический закон сам направляет наш путь внаиболее драматический миг повествования. Мы могли отправиться на южный полюсвчера, а можем отправиться завтра. Все равно, мы попадем именно в тот момент,когда должна произойти кульминация сюжета. А именно — спасение детей! Я кончил.

— Я тоже! — завопил Смолянин. — Я правильноговорил! Четыре получается!

(Рассказывает Костя)

Эх, пошевелили бы мы мозгами раньше, прежде чем вся толпа кнам в гости завалилась! Может и не натворили бы делов... и я в банке бы несидел. А то разленились — рыбка жареная, ушица, на завтрак — яичница, книги игреют и развлекают, а перед ужином — футбол втроем, с пингвином... Вот остолопымы...

Но нет, так ничего не понятно, расскажу-ка я лучше попорядку.

Я проснулся от холода. У огня сегодня должен был дежуритьСтас, и он, естественно, спал. Костер потух. Резервная стопка книг — собраниесочинений братьев Стругацких, наша последняя надежда, покрылась снежным мохом.

— Стас! — заорал я, — У нас спичек — триштуки осталось!

— Прошлый раз ты проспал, значит мы в расчете, —невозмутимо заявил он, протирая глаза.

Как-то по идиотски это выходило: как будто главное не то,что мы тут спокойненько можем насмерть замерзнуть, а в том, кто виноват... Нокрыть мне все-равно было нечем.

Пока я напрягался, пытаясь придумать как бы его пообиднееобозвать, Стас, стуча зубами, как ни в чем ни бывало взял со стола коробок,вытащил оттуда спичку и чиркнул.

— Вот черт, — сказал он, — раскрошилась.Отсырела, что ли...

— Урод! — вскричал я. — Дай сюда!!!

Отобрав коробок, я выбрал одну из двух оставшихся спичек иосторожно-осторожно надавил коричневой головкой о бочок коробка. Все нормально,крошиться она не собиралась. Я чиркнул. Сера, с треском вспыхнув, отделилась отспички и улетела куда-то в угол. Видно от волнения или от холода я не расчиталусилий.

— Каракуц плешивый, — прошипел Стас, забралкоробок назад и вынул оставшуюся спичку.

— Стас, — умоляющим голосом попросил я, —только осторожнее! Вся наша жизнь в этой спичке...

— Не учи ученого, — объявил он.

Спичка загорелась, Стас осторожно прикрыл онгонек ладонью иподнес к потухшему костру.

И в этот миг дверь станции распахнулась. Ледяной ветермаленьким вихрем промчался по комнате.

Спичка потухла.

— Хана! — хором вскричали мы. — Хана.

— Привет, ребятишки, — раздалось со стороны двери.Тут только мы оглянулись и изумленно уставились туда.