Глаза ее выкатились из орбит, изо рта неслись резкие,хриплые стоны, тело били судороги, руки взлетали как крылья подбитой птицы…Троянда подступиться к ней не могла, чтобы помочь. На губах девушки выступилапена. Троянда в отчаянии взглянула на Луиджи, но тот уже дал знак гребцуповорачивать обратно, и не успела гондола уткнуться своим свинцовым носом впричал, как он выскочил на влажный мрамор, держа на руках трепещущую Джилью, ичерез две, три ступеньки ринулся наверх, взывая:

– Синьор Пьетро! Синьор Аретино! Скорее, скорее сюда!

Троянде помог сойти баркайоло, и она с трудом потащиласьнаверх: навалилась вдруг такая усталость, что впору лечь и уснуть прямо здесь,на ступеньках.

Будь проклята эта Джилья! Ну зачем Луиджи приволок ее сюда?Ведь Аретино вышвырнет ее прочь, будто грязный мусор, едва увидит!

А вот и он. То ли поджидал, то ли ему уже доложили об ихприбытии – стоит на верхней террасе подбоченясь, расставив ноги, и великолепнаяzimarra [28] облегает его могучий стан. Пышные рукава до локтей казалисьнадутыми ветром, а из-под них алели шелком рукава камзола, украшенныепрорезями, в которых сквозило дорогое белое кружево. Бархатный черный беретвенчал его черноволосую курчавую голову. Ожерелья сверкали на груди, причемсреди них ярче всех блестел алмаз в роскошной золотой цепи, подареннойФранциском I. Цепь эту унизывали красные, из дорогой эмали языки, на каждом изкоторых было отчеканено по букве, а вместе складывались слова: «Язык егоисточает яд и злословие». Аретино смеялся над этой надписью и гордился ею;Троянде же она казалась несправедливо оскорбительной, однако сейчас,потрясенная, испуганная, она впервые подумала, что Франциск I, пожалуй, прав.

Никогда ей не доводилось слышать ругани отборнее, чем та,которая обрушилась на несчастное создание, безжизненно обвисшее на рукахЛуиджи! Троянда видела Аретино в минуты его пылкой страсти; теперь им владелане менее пылкая страсть, только не любовь, а ненависть, и сказать: «Он металгромы и молнии» – значило примерно то же, что промямлить: «Он был недоволен».Троянда то и дело вздрагивала, словно это по ней каленым бичом ненавистихлестал Аретино, ну а Луиджи, которому тоже перепадало изрядно: «Зачем тыпринес ко мне в дом это вонючее отродье?!» – стоял совершенно невозмутимо итерпеливо слушал длинные, хитро накрученные тирады, полные ругательств,риторических восклицаний и вопросов. И один вопрос чаще всего повторялся в этомпотоке изощренных оскорблений, злобных насмешек, уничтожающих сравнений,проклятий: «Где Лазарио? Где ты бросила Лазарио?!»

Мертвенно-бледные (не намазанные синей краскою, как уТроянды, а и вправду посиневшие) губы дрогнули, исторгая едва различимый шепот.Луиджи чуть склонился, прислушиваясь… и вдруг руки его разжались, так чтоДжилья свалилась на мраморные ступени и осталась валяться в изломанной позе, аЛуиджи потрясенно воскликнул:

– О синьор Пьетро! Какой ужасный нынче день! Лазарио… нашзлосчастный Лазарио… погиб! Он мертв!

Аретино умолк, словно громом пораженный, и его воздетыегневным движением руки так и остались простертыми к небесам, словно он призывалих проклятие на голову Джильи. Аретино силился что-то сказать, но не мог. Ивдруг по лицу его прошла судорога, а затем… а затем Троянда увидела, как наглаза его навернулись слезы и поползли по щекам.

Она ахнула, схватилась за сердце. Аретино стоял молча,плакал молча, и зрелище этого безмолвного горя потрясло ее даже сильнее, чемвсе случившееся (и не случившееся!) сегодня. Чувствуя невыносимое желаниеобнять его, прижать к себе, утешить своей любовью, сказать, что, пока онивместе, не страшно никакое горе, вместе они все одолеют, – она ринулась вперед,да запуталась в обтрепавшемся подоле своей рубахи и упала на колени, такударившись о ребро ступеньки, что слезы прихлынули к глазам, а когда удалосьвстать и проморгаться, она увидела, что Аретино ее утешения как бы и ни к чему.

Не менее десятка молоденьких и прелестных женщин, преждетолпившиеся среди других гостей за спиной хозяина, теперь окружали и утешалиего, называя самыми ласковыми именами, целуя, гладя по голове, обнимая таккрепко, что их легкие, развевающиеся одежды то и дело соскальзывали с роскошныхплеч, обнажая прелестные перси с вызолоченными сосками, однако у красавиц этоне вызывало никакого смущения, а постепенно успокаивающийся Аретино с улыбкоюхватал за груди и целовал то одну, то другую прелестницу, и вот уже стенаниясменились звуками непрестанных поцелуев, шутливыми шлепками, смехом…

Троянда стояла ни жива ни мертва. И вдруг какая-то молодаяженщина, так ретиво добивавшаяся поцелуя Аретино, что даже оступилась искатилась по лестнице на несколько ступенек, невзначай обернулась – и увиделаТроянду. Она на мгновение оцепенела с разинутым ртом, а потом завизжала так,словно увидела мертвеца, восставшего из могилы. И ее трудно было за это винить,ибо кого иного представляла сегодня Троянда? А сейчас, полуживая от усталости,разочарования, едва дыша от ревности, растрепанная, в расплывшемся, размазанномгриме, с безумным взглядом, она, конечно, являла собою не только жуткое, но иотталкивающее зрелище…

На вопль обернулись другие женщины – и множество новыхкриков огласило округу. Обольстительная группа вокруг Аретино распалась.Красотки, внимание которых до сего времени было всецело приковано к Джилье иАретино, наконец-то разглядели страшную незнакомку. Некоторые из них убежали вдом, остальные окружили Троянду, наперебой восклицая:

– Что это такое? Откуда она? Пошла вон, вон отсюда!

– Ну-ка угомонитесь, мои ненаглядные! – Голос Аретиноперебил стрекот и щебетание и заставил всех замолчать. – Отстаньте от нее. ЭтоАретинка. Понятно? А что до ее вида, то вы, верно, забыли – нынче карнавал!

– Кого же она изображает на этом карнавале?Полуразложившийся труп? И что, кому-то понравилась такая маска? Да ведь ее видаиспугается даже тигр-людоед! – разразилась восклицаниями хорошенькая смуглянка,но ее перебила другая красотка, с медовыми глазами и кудрями цвета меда.

– Аретинка-а? – протянула она, не заботясь прикрытьроскошную грудь, вывалившуюся из корсажа и отмеченную свежим отпечатком губхозяина дворца. – Еще одна, что ли? А мы как же?

– Да, а мы, а мы?! – загомонили прекрасные дамы, но Аретиноснова шикнул на них:

– А ну тихо! Это моя новая Аретинка. Ее имя Троянда, чтоозначает роза.

– Роза?! – повторила особа с медовыми глазами. – Да ты,верно, шутишь, Пьетро! Одно отребье зовешь Лилией, другое – Розой… А кто жетогда Полынь, Чертополох, Крапива, Плесень? На какой мусорной куче ты срываешьсвои цветы?