– Значит, это ваши владения? – спросил немецкий офицер.

Откидываясь в широком плетеном кресле, хозяин почти беззаботно, каким-то летящим взглядом смотрел на нас.

– Сто пятьдесят гектаров пашни, три тысячи голов скота. Поля под картофель, репу, ямс. Шесть тракторов, две тысячи траллсов – пока хватает, но, возможно, придется прикупить еще. Но к технике мы их, разумеется, не допускаем, на тракторах работают только мои сыновья.

– Немало, – немецкий офицер кивнул, – это вы завели здесь хозяйство?

Хозяин как-то неожиданно мягко, мечтательно улыбнулся. – Нет, я только наследник мызы, ее основал и обустроил мой дед, который под началом господина Барона завоевал эти места. Говорят, это было не просто, в книгах записано, что траллсы упорно сопротивлялись. – Он улыбнулся. – Но это все в прошлом, они уже давно не проявляют непокорность.

– А тогда, перед севом? – весело спросила девушка, вместе с двумя расторопными женщинами в белых передниках расставлявшая столовые приборы.

Хозяин отмахнулся. – А, ерунда. Вспышка первобытных эмоций. Один из траллсов должен был жениться – мы позволяем им размножаться – под контролем конечно, и захотел не ту женщину, что была назначена моей супругой. Она обычно следит за этими вещами. Проявил секундную непокорность, оттолкнул распорядителя. Но с этим в тот же миг было покончено. – Он улыбнулся. – Все это скорее развеселило, так что эта раса давно знает свое место. – Он с интересом взглянул на офицера. – Вы, видимо, идете на разведку новых земель, я правильно догадался?

Офицер, не глядя на него, кивнул. – Да, можно сказать и так. Что-то вроде этого.

– Хвала Вотану, что все так произошло. – Хозяин, неожиданно посерьезнев, почти расчувствовавшись, поднял чуть заблестевшие глаза. – Вы не можете себе представить, в какой нужде мы жили когда-то – еще ребенком, при жизни деда я застал эти времена, я все помню. У нас был жалкий кусочек земли, один старенький трактор, купленный вскладчину с соседом, – он был совсем старый и все время ломался, я помню, как дед то и дело чинил его. Денег хватало еле на одежду и на самые скромные подарки к Рождеству, я и мои братья все время были так заняты, что не имели времени ходить в школу. Как-то мать упросила господина учителя пустить меня в класс на несколько уроков в межсезонье – все-таки отец кое-как выучил меня с братьями читать и писать, – но меня почти тут же выгнали, потому что сосед по парте пожаловался – у меня в волосах нашли вшей – дело было как раз после скирдования, сосед по парте сказал, что они перелезают на него и что от меня дурно пахнет – и учитель попросил меня больше не приходить. Какое счастье, что свершилось Завоевание и все это позади, и моим детям и внукам не придется познать это! Хвала богам и господину Барону – пусть боги позволят ему жить как можно дольше.

– Значит, сейчас вы всем довольны? – спросил немец.

Каким-то светлым, трепетно-робким взглядом смотрел хозяин куда-то вдаль.

– Как светлый сон пронеслась моя жизнь, – неожиданно дрогнувшим голосом произнес он. – Пусть я еще не так стар, но сколько света и тепла, сколько чудесных, волшебных воспоминаний вместилось в нее. Шумит осока у реки, и тихие вечера, в сумраке у брошенной кирхи, и стрекозы над водой, над теплой неподвижной водой в краткие минуты заката. С девушками, с чудесными, светлыми, нежными и тихими девушками, садились мы в лодки и плыли к островку на реке. Светло и тихо, как будто только мы одни есть на белом свете, только один плеск весел слышен в полумгле. И скромные, неловкие объятия на острове, и негромкие, неумелые, но правдивые, всегда правдивые и честные слова. И губы, неловко прижавшиеся к губам, и обещания верности на всю жизнь, до гроба, которые так легко, и радостно, и сладко потом исполнить. С нежными, светлыми, чистыми девушками ездили мы на лодках на острова, и сами не замечали, как такими же светлыми вечерами оказывались у алтаря в сводах, увитых цветами, и как такими же теплыми тихими вечерами начинали кричать наши дети в люльках под теплыми крышами, за веселыми, тихими, белыми стенами. А жизнь идет, и все так же лучисто течет река, и наши дети ездят с девушками на лодках на тот же остров, и дети, свои чудесные дети рождаются у них, и вечерами, под тихим ветром чуть слышно звучит вдали колокол, и так же ясно, неярко светит небо, и не будет этому конца.

За столом на несколько мгновений воцарилось молчание.

– Ездить с девушкой на остров – это ваш обычай? – спросил немецкий офицер.

– Да, на этот остров ездят на лодках влюбленные, считается, что если съездил на остров с девушкой, значит, почти все равно, что обручен. Они ездят со своими девушками на остров и сами не замечают, как взрослеют. А мы смотрим, вспоминаем, и чувствуем, как счастливы, и думаем о них.

Женщины принесли и расставили на столе кувшины с сидром и еду.

– Где же ваша супруга? – воспитанно поинтересовался немецкий офицер.

Жестом подозвав дочь, хозяин выслушал что-то быстро на ухо нашептанное ею.

– Жена сейчас будет, – кивнув, сказал он. – К жене пришел траллс с просьбой разрешить ему приобрести новую обувь. Сейчас она решает этот вопрос, надо же понять, действительно ли так необратимо пришла в негодность и не подлежит ремонту старая. Она будет вот-вот.

Дочери хозяина – та, что мы встретили, и еще двое, помладше, расселись на лавках между нами.

– По вечерам девушки и молодые люди с разных мыз водят хороводы, – сказал хозяин, – и украшают лентами деревянную фигуру богини у реки. Несколько раз в год, в День урожая они вместе купаются в реке, в свете огней, бывает, что так кто-то тоже может найти свою суженую. Мои дочери могут вам подробней рассказать об этом. Жаль, что нет сыновей, но за ними нет смысла посылать, слишком они далеко – в поле.

– На каких условиях работают траллсы? – спросил немец. – У них есть свои участки земли, или вы что-то платите им?

Хозяин недоуменно пожал плечами.

– Траллсам ничего не платят и, разумеется, они не имеют земли. Зачем, все прекрасно устроено и так. Траллсы работают за еду.

– Не воруют?

– У нас введено старинное правило – воровство карается отрубанием руки – так что они не слишком торопятся нарушать правила.

– А если все-таки что-то случится – что, действительно отрубаете?

– Такое случается крайне редко, но если случается, разумеется, отрубаем, закон есть закон. Но, разумеется, предварительно сделав анестезирующий укол, под наркозом.

Белокурая со смелыми глазами девочка, сидевшая, прижавшись ко мне бедром, возле меня, тихонько наклонилась ко мне.

– На самом деле сильно провинившихся траллсов вешают. – Словно остро тая что-то, она чуть возбужденно хихикнула. – Это так весело – вешать. Мы всегда смотрим на это. – Она заговорщицки, заблестевшими глазами быстро взглянула на меня. – Я уже вешала.

Быстро присоединившаяся к застолью жена хозяина, села рядом с ним за стол. Повлажневшими, чуть поблескивающими глазами, не касаясь вилки и ножа, она тихо смотрела на нас.