которые Бородинский провел в одиночестве, он успел почти полностью уничтожить ее содержимое.

Вот это жажда! Или страх? Так или иначе, а в бутылке сейчас плескались жалкие остатки благородного напитка. Да и их Бородинский на глазах у Саши опрокинул себе в пасть.

– Это конец! – сообщил он, и Саша интуитивно догадалась, что он имеет в виду отнюдь не коньяк. – Ты видишь перед собой живой труп.

– Трупы не шевелятся и не болтают.

– Да, я еще жив, но я уже труп!

– Не понимаю.

– А чего тут не понимать! – обозлился на нее Бородинский. – Ты дуру мне не включай. Кто тебя подослал? Фомин?

– Нет, я с ним даже не знакома. Меня просил об услуге следователь Милорадов.

– Милорадов… Ко мне он тоже приходил. Хитрый дьявол. Ну, что же, теперь все более или менее понятно.

Бородинский слегка расслабился.

– Кортик – это тоже ваша работа? – спросил он.

Саша интуитивно почувствовала, что этот последний вопрос решит все. Станет Бородинский откровенничать с ней или пошлет лесом.

И все же она сказала правду:

– Кортик подбросил вам Милорадов.

– Очень хорошо. А где же он его взял?

– На трупе убитого вами Рыжикова.

Бородинский тут же протестующее вскинул обе руки:

– Э, нет! Лишнего на меня вешать тоже не надо!

– И смерть Спицына – тоже не ваших рук дело?

– Конечно, я не ангел, но ни того ни другого я не убивал.

– И не поручали кому-нибудь другому?

– И не поручал никому.

– Но обокрасть вашу коллекцию вы Рыжикову со Спицыным поручили?

Какое-то время Бородинский молчал, словно колеблясь и не зная, что ему сказать.

А потом вдруг воскликнул:

– Эх, была не была! Небось в тюрьме он меня не достанет!

– Кто?

– Фома Питерский. Сейчас-то он известен под именем Арсения Фомина – мецената и крупного предпринимателя, только суть его бандитская ни на грамм не изменилась. И с теми, кто попытается его кинуть, разговор у него короткий. Удавка на шею, душ из бензина и после быстрая кремация в лесу, похороны там же.

И Бородинский, который под воздействием выпитого коньяка вступил в фазу опьянения, характеризующуюся болтливостью, был готов излить миру, и конкретно Саше, всю свою душу. К Саше он внезапно почувствовал необъяснимую симпатию, которую даже не пытался скрывать.

– Оружие я начал коллекционировать уже давно, – сообщил он ей, щедро посыпая поверхность стола подозрительным белым порошочком, который принялся энергично втягивать в себя носом. – И до поры до времени тратил на создание коллекции исключительно свои собственные средства. Надо же мне было поддаться на уговоры этого Фомы! Ведь знал же я, что ничего путного из этого не выйдет, нет, все равно вляпался!

И, занюхав остаток порошка, Бородинский повел свой рассказ дальше уже без перерывов.

Если вкратце, то суть предложения Фомы заключалась в том, что Бородинский, который своими стараниями и поднятой шумихой уже имел славу известного коллекционера, начнет скупать для своего музея действительно ценные, а потому дорогостоящие предметы оружейного искусства старины. Но исключительно такие, которые касались бы славного прошлого нашей страны, то есть времен царской России, а если повезет, то и Древней Руси.

– Греция, Франция, Африка или Индия его не интересовали. Он давал деньги исключительно под бронирование и покупку оружия, которое так или иначе было связано с историей нашей страны.

Но зато на свое увлечение Фомин денег не жалел. И это были поистине огромные суммы, все то, что тратил прежде из своих личных средств Бородинский, не шло ни в какое сравнение с его нынешними покупками.

– А почему этот Фомин не пожелал вкладываться в собственную коллекцию?

– Дело в том, что у меня к тому времени уже было имя и широкая известность. Он посчитал, что моя предприимчивость в плане рекламы плюс его деньги послужат к обоюдной пользе. К тому же он считал, что я человек разумный и обманывать его не осмелюсь.

– А вы осмелились.

– Что мне было делать? Искушение было слишком велико. Фомин помешан на славе русского оружия, а я помешан на красоте русских женщин. Балерины – вот моя главная слабость. Но красивая женщина нуждается в роскошной оправе, мне нужно было откуда-то брать деньги.

Когда Бородинский первый раз обманул своего благодетеля, его обуял и долго терзал жуткий страх. Он просыпался в холодном поту от ночных кошмаров, в которых Фомин гнался за ним, догонял и жестоко расправлялся.

– Каких только пыток я не вынес от его рук! Это был настоящий кошмар.

Но время шло. Одна легконогая барышня сменяла другую, Бородинский старел, аппетиты его любовниц росли, денег на их содержание требовалось все больше, чувство опасности притупилось, и страх начал потихоньку отступать. Бородинский наладил целый бизнес, который позволял ему обманывать Фомина и гарантировал относительную безопасность.

– Сначала я поднимал в прессе шумиху по поводу какого-нибудь очередного раритета, который якобы нашелся в закромах у какого-нибудь пенсионера. Потом я находил людей, которые предоставляли экспертное заключение к этому экспонату, ну а уже затем предоставлял Фомину сделать свой выбор. Промашек не случалось, этот олух с его семью классами образования был не в состоянии отличить клинок жителя Великого Новгорода от клинка его южнославянского собрата с берега Днепра.

Впрочем, выбранные Бородинским эксперты также не слишком разбирались в оружии, что с легкой душой позволяло им кропать экспертные заключения, суть которых целиком и полностью они доверчиво записывали со слов самого Бородинского.

– Мне повезло найти нескольких охламонов, которые в погоне за званиями и регалиями совсем позабыли собственно про саму науку. В научном мире их с презрением назвали бы дилетантами, зато широкая публика с восторгом зачитывалась их званиями, плохо понимая, что грош цена всем этим дипломам и наградам.

И так все шло хорошо и дружно, все были довольны. И только за последний год Бородинский приобрел на деньги Фомина десяток «раритетов». Новая невеста оказалась мало того что молода, так еще и крайне капризна, требования ее росли день ото дня, и бедному жениху приходилось крутиться изо всех сил, чтобы удовлетворять запросы своей любимой. Но вроде бы все у него получалось, пока однажды над головой Бородинского не грянул гром.

– Понятия не имею, какой кретин внушил Фомину идею с этими академиками. Как он вообще с ними мог снюхаться? Ведь посмотреть, где он, а где академический мир! Это же совершенно разные полюса, расположенные в разных полушариях. Они просто не должны были соприкоснуться.

Но катастрофа все-таки случилась. И Фомин, воодушевленный своим новым знакомством, пожелал похвастаться приобретениями, купленными на его деньги, но хранящимися в коллекции Бородинского.

– Когда он заявил мне, что на