Серполе с таинственным видом подошел к инспектору: — Вот что… Утром мы с господином Сикером…

Нельзя же из-за отъезда ослаблять наблюдение. Вот они и отправились на вокзал вылавливать молодцов, которые пытаются улизнуть в Париж без увольнительного свидетельства… Странно, но сегодня Дюран не ощущает прежнего профессионального рвения… а тут еще эти сыщики-любители — просто плюнуть хочется. Он плюет.

— Имейте в виду, господин Дюран, дело это скорей по вашей части, чем по нашей… Подозрительный тип… Переходил железнодорожные пути в неположенном месте… Штатский… то есть одет в штатское. Да нет, неплохо одет… Непромокаемый плащ, немного поношенный, но костюмчик очень приличный…

Сикер и Серполе потребовали у него документы. Что он тут делает, в районе расположения войск? Говорит, в этом местечке у него мать и сестра. Решили проверить. Документы у него оказались на чужое имя… Надо будет вам самому посмотреть, господин Дюран, он сидит у нас под замком в канцелярии. Под стражей, разумеется!

Ну что ж! Вот и развлечение нашлось.

Задержанному было лет тридцать–тридцать пять. Светлый шатен, бритый, выше среднего роста. Глаза странные, а так, в общем, без особых примет. Но личность безусловно подозрительная. Наговорил всяких небылиц. Между прочим, что он освобожден от военной службы… А где документ об освобождении? Они взялись за него втроем. Ясно, как божий день, — дезертир. А это что? Разрешение имеешь? Недурной браунинг. Но к нему полагается бумажка… И насчет освобождения тоже… А приехал откуда? Ладно, адресочек мы проверим. Да, не повезло тебе, голубчик! Приехал бы следующим поездом, тут бы уж ни души не было… Полк сегодня снимается… и господин инспектор тоже отбывает…

Вдруг Дюрана осенило: а кто такая его мать? У него ведь в Мюльсьене мать проживает. Но задержанный вдруг как будто воды в рот набрал, молчит. Ничего, у Серполе хорошая память, сами узнаем. Послали к госпоже Дюплесси. — Но, господа, — сказал задержанный, — моя мать больна, она не выходит из дому. — Хорошо, увидим. Дюплесси… это, кажется, вон там, напротив штаба батальона, такая вилла… Еще лейтенант Ватрен у них стоял. Да, да — она и есть.

Больше они ничего не могли выжать из молодчика. Его даже в жар бросило. Ногти стал грызть. — Тебе кто позволил сесть, а? — Арестованный встал. — Прямо не знаешь, куда его направить, в сыскную или в военную полицию?.. — А вдруг он коммунист? — сказал Серполе на ухо Сикеру; тот нагнулся к своему низкорослому коллеге. Задумался. Потом, снова нагнувшись, шепнул: — Костюмчик вроде не такой… — А может, украл у кого-нибудь, — сказал Cepполе. — Вполне может быть…

Посланный вернулся от госпожи Дюплесси и привел с собой хорошенькую девчонку. Госпожа Дюплесси — слепая и, кроме того, страдает ревматизмом. А это кто такая? — На вид совсем ребенок, а уже любовников заводишь? — Господи, да ведь это Ив!.. — Как это у нее вырвалось?.. Теперь уж поздно, не отговоришься. Ив, — а это был Ив, — не видел свою племянницу несколько лет. Он и не узнал бы Мюгетту…

— Дело очень темное! Придется допросить мамашу… — Но, господин Дюран, ведь полк уходит… — А вы позвоните в Мо, пусть пришлют мне кого-нибудь… На мотоцикле это недолго. Нет, нет, ты, моя крошка, останешься здесь. Ишь ты, совсем недурна!..

Погода прояснилась. Теперь уж настоящая весна.

* * *

В четверг Чемберлен произвел перетасовку в составе своего кабинета. Сэр Сэмюэл Хор[478] получил министерство авиации, а министерство координации обороны перешло от лорда Чэтфилда[479] к лорду адмиралтейства Уинстону Черчиллю[480], и таким образом он стал главным лицом в военном руководстве войны. В тот же день Черчилль вылетел в Париж. Надо было наладить франко-английские отношения. Ясно, что это зависит не от одного Рейно, потому Чемберлен и предоставил Черчиллю широкие полномочия для того, чтобы столковаться с Даладье: ведь Даладье был главной помехой на пути сближения союзников, и это тревожило англичан. Но министр национальной обороны дуется — не явился на обед в английское посольство, куда был приглашен вместе с премьером и еще некоторыми членами кабинета. Черчилль сможет увидеть его только в пятницу, около полудня, на улице Сен-Доминик. Ну что ж, это даже лучше — можно будет поговорить с глазу на глаз…

Одно ясно: если положение не изменится, во Франции неизбежен правительственный кризис, а это вряд ли будет способствовать успешному ведению войны. Друзья господина Даладье готовятся свалить кабинет Рейно. Спасение кабинета нынешнего премьера стоит обедни, и Черчилль отступается от плана «Ройял-Марин»; это, безусловно, может быть истолковано как личный успех Даладье. Англия согласна осуществить план «Уилфред», не требуя ничего взамен. Если «Уилфред» удастся, ясно, что кабинету Рейно можно будет не бояться никаких запросов и дебатов в парламенте. Итак, Черчилль и Даладье на словах уже договорились, и в тот же час заранее подготовленные ноты вручаются послам Швеции и Норвегии, в Париже — Полем Рейно, а в Лондоне — лордом Галифаксом[481]. И в тот же день, пока генерал Вейган председательствует на заседании Французской академии, депутаты-радикалы обращаются к премьеру с требованием открыть на следующей неделе прения по внешней политике. Поль Рейно отвечает, что он не может отказать в исполнении столь вежливо сформулированного требования…

Ветер меняется: повеяло оптимизмом; и вот уже на заседании центрального совета консервативной партии господин Чемберлен заявляет, что Гитлер явно попал впросак: он упустил время и дал, таким образом, Франции и Англии возможность восполнить пробелы в подготовке войны против Германии.

Вечером того же дня в германской миссии в Осло высокопоставленные государственные деятели Норвегии, в том числе несколько министров, присутствовали на демонстрации фильма о разгроме Польши германской армией и бомбардировке Варшавы германскими самолетами. В Осло были только что получены французская и английская ноты, переданные шифром по телеграфу. И когда гости германского посланника увидели на экране, на фоне развалин польской столицы, надпись: «Этой трагедией жители Варшавы обязаны своим английским и французским друзьям», — они испытали чувства, отнюдь не подтверждавшие излияний достопочтенного мистера Чемберлена или генерала Айронсайда, которому было поручено осуществить операцию «Уилфред»; генерал Айронсайд успел в ту же пятницу заявить на пресс-конференции, что отныне Франция и Англия будут отвечать сокрушительными ударами на любые действия немцев.

И, наконец, всё в тот же вечер, в городе Мо, в помещении сыскной полиции, подозрительный субъект, арестованный накануне инспектором Дюраном, не выдержав энергичного допроса, вынужден