воскресенье и приготовить завтрак. Господин Виснер сказал, что не надо, тем более, что сегодня гость ночевать не будет. Ну, я, конечно, была довольна, можно поспать подольше, верно ведь? Да и муж ругается, когда я в воскресенье с утра из дому ухожу… он говорит: «Ну что это за жизнь!» Но потом господин Виснер передумал: «Ну, если вам не трудно, — это он так сказал, — пожалуй, лучше приходите завтра с утра, приготовите мне кофе… на той неделе я уезжаю…» Не знаю, господин инспектор, о чем он тогда подумал, да и я в ту минуту не обратила на это внимания. И наутро, когда я его нашла, тоже не подумала, уж очень я напугалась… и господину, который меня первый допрашивал, комиссару, я тоже не сказала, в голову не пришло… А потом вдруг вспомнила… почему это он передумал и сказал… погодите, дайте вспомнить… да, он сказал: «Пожалуй, так будет лучше». Знаете, господин инспектор, тогда я не обратила внимания, а теперь думаю, неспроста он это сказал, неспроста, понимаете? Словом, еще счастье, что я для завтрака пришла, а то пролежал бы бедный наш барин до понедельника, истекая кровью. Вот я и подумала, господин Виснер чего-то боялся, потому он и сказал: «Пожалуй, так будет лучше». Для завтрака я ему не была нужна, просто ему хотелось, чтобы кто-нибудь был дома в воскресенье… может быть, мне это только чудится, но вот просто так и лезет в голову… Ведь раньше-то он сказал, что из-за завтрака приходить не стоит и что тот господин в субботу у нас ночевать не будет, а вот когда я ему напомнила о госте, он, верно, о нем подумал, и хотя тот господин не должен был у нас ночевать, а все-таки из-за того господина… вы понимаете, что я говорю, господин инспектор?

В квартире не было обнаружено никаких улик, по которым можно было бы напасть на след «гостя» господина Фредерика Виснера. Не было никаких оснований утверждать, что в субботу вечером «гость» приводил с собой еще кого-нибудь. Два господина, которые прошли вслед за жильцом, когда швейцар открыл ему дверь, могли быть, а могли и не быть тем «гостем» и его спутником. Ничего определенного, только догадки. Ясно было одно, что в кабинете, где нашли пострадавшего, произошла драка. Неизвестно — между двумя или между тремя людьми? Фредерик Виснер обладал большой физической силой, как спортсмен отличался быстрой реакцией, превосходно играл в теннис, в свое время был чемпионом по бегу, хорошо ездил верхом… Справиться с ним было нелегко и двум, но возможно, что это удалось и одному. Тем более, если убийца действовал кастетом… но можно ли утверждать, что это был именно кастет? Врач не мог сказать с уверенностью, что удар был нанесен кастетом. Крови из виска натекло очень много. В общем, кровотечение прекратилось само собой, и перелом основания черепа последовал не от этого удара. Перелом основания черепа еще не был установлен… но, в противном случае, чем объяснить коматозное состояние пострадавшего? Конечно, можно было предположить, что господин Виснер упал навзничь и неудачно стукнулся обо что-нибудь головой… но нигде, ни на мебели, ни на камине, не было следов крови… Правда, убийца или убийцы, вероятно, перенесли тело: повидимому, сперва они хотели устроить инсценировку, а потом по той или другой причине отказались от этой мысли…

Странным казалось то обстоятельство, что никто не мог установить личность господина, несколько дней ночевавшего у Фреда Виснера. В бумажнике пострадавшего нашли фотографию одной известной киноактрисы, с которой, по слухам, господин Виснер находился в связи. Это была та самая Рита Ландор, прежний покровитель которой, банкир Вейсмюллер, покончил с собой в Мэзон-Лаффит. Не везет этой особе! В понедельник утром к ней послали агента для негласного допроса. Считать, что она установила свое алиби, было бы слишком поспешным выводом. Она сообщила, где провела это время. В субботу она завтракала с господином Виснером и немного погодя уехала на воскресенье к своим друзьям, шведам, в Пари-Плаж… она вела переговоры о подписании контракта с Стокгольмской кинофирмой… Когда к ней в Мэзон-Лаффит пришел агент, ее только что привезли на машине домой… Все это можно было проверить, а потом, для чего было мадемуазель Ландор убивать господина Виснера, да и как бы она могла убить такого сильного мужчину? Пока у следователя была только одна нить — «гость». Мадемуазель Ландор ничего о нем не знала. Господин Фредерик Виснер ни слова не говорил ей о «госте». Последние дни он был как будто слегка озабочен, но она предполагала, что это из-за брожения среди рабочих на заводе Виснера. За завтраком он ей об этом говорил. На заводе все тоже терялись в догадках.

Приехавшая тем временем из Нормандии госпожа Виснер не могла дать никаких полезных указаний. Она не имела ни малейшего представления о том, кто был этот таинственный «гость». А насчет костюмов… к сожалению, она оставила горничную в провинции… у постели раненого брата… Эжени могла бы вам сказать. Мне кажется, что одного костюма я недосчитываюсь… но, может быть, нехватает и еще одного… у него их столько…

Придется вызвать в Париж Эжени. Как это неприятно!

Сесиль побывала у Фреда в лечебнице, и теперь в ней боролись противоречивые чувства. То, что произошло, а также то чужое, что появилось в лице этого человека, единственного мужчины в ее жизни, отодвинуло на задний план ее неприязнь. Она чувствует свою вину. Если бы я не уезжала… А ночью, пока она сидела у его постели, ее осаждали назойливые мысли: в чем мог быть замешан Фред? Ей хотелось и не хотелось знать. В конце концов, это не важно, с минуты на минуту он может умереть… может остаться в живых… Сесиль боится своих мыслей. Боится того, чего она не смеет желать. Утром звонок по телефону: старик Виснер вернулся из Лондона.

Следствие устанавливает новый факт: Эжени, приехавшая днем, утверждает совершенно категорически — из гардероба господина Виснера исчезли два костюма.

И два галстука, в этом она тоже уверена.

XI

За последнюю неделю тучи сгустились. Пока в сверкающей белизною больничной палате Сесиль и Жоржетта сменяли друг друга у постели Фреда, — он постепенно приходил в себя, хотя ему все еще не разрешено было разговаривать, и жену свою он как будто не узнавал, — все споры между Парижем и Лондоном разгорелись заново. Во вторник вечером старик Виснер посетил Монзи; речь шла о сырье, но