моей теории слабого сигма-взаимодействия. Я ничего не мог разобрать, пока он прямым текстом не выдал по телефону формулу компоненты-зет, которую моя секретная лабораторий безуспешно искала вот уже более полугода. Я усмотрел в этом новогоднем звонке настоящую Дьявольщину — после полугодичной бессонницы мне надо было сбежать из Кузьминок в Ленинград, чтобы в виде новогоднего подарка услышать от какого-то бессмертного салаги с Финского залива простое и абсолютное решение проблемы!.. Я тут же приказал ему заткнуться! Враг подслушивает! Я тут же приказал: сейчас же, ночью, немедленно, прибыть на квартиру воспитательницы!.. Конечно, я не сообразил, что для молодого бойца подобные передвижения в пространстве и времени весьма затруднительны. Конечно, мне надо было самому приехать к нему в часть на «ЗИМе»… Дальнейшие события развивались стремительно. Перепуганный от счастья Владик бросился за увольнительной к отцам-командирам, но в новогоднюю ночь никого из них не обнаружил, кроме сундука-старшины, заставившего Владика мыть полы в штабе. Владик упал старшине в ноги и доложил, что отечественная наука понесет невосполнимую утрату, если он, рядовой Бессмертный, не встретится сегодня утром с академиком Невеселовым… К счастью, старшина оказался хомо сапиенсом сапиенсом. Он ответил:

— Вот что, Кащей Бессмертный… Мне так не ндравится твоя фамилия, и подтянуться на перекладине ты ни разу, а выдать тебе увольнительную за сто километров от части я не имею права. Но я закрою глаза на твою самоволку. Если все обойдется, помоешь два раза полы в казарме. Рискни для науки. Но помни, что в Питере есть две гауптвахты. На первой написано: «Здесь сидел великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов», на второй: «Здесь сидел великий советский летчик Валерий Павлович Чкалов». Если нарвешься на патруль, то судить тебя будут как дезертира, и пусть эти надписи тебя утешат. Рискнешь? Орел! По Питеру ходи переулками, на Невском не появляйся, а пива — ни-ни! Я дал бы тебе переодеться в цивильное, да у самого нету.

Владик выслушал наставления старшины, перемахнул через забор и на первом же товарняке прибыл на Балтийский вокзал. Стояла середина двадцатого века. Патрули и трамваи еще спали в эту новогоднюю рань. Полуобмороженный Владик пешком добрался до улицы Победы, поднял меня с постели, и мы три часа беседовали на кухне о состоянии дел в химической науке. Сестра кормила его тушенкой, а я отпаивал чаем из серебряного подстаканника; Владик же ни словом не обмолвился о своих намечающихся особых отношениях с великим русским поэтом и великим советским летчиком, и потому я не догадался отвезти его на «ЗИМе» в воинскую часть. Напоследок я твердо пообещал провести через Министерство обороны приказ о его переводе в мою лабораторию. И налил ему на коня стопку коньяка, чтобы он окончательно не замерз на обратном пути. Счастливый Владик ушел навстречу неизвестности, а я заторопился в Кузьминки, где ошеломил своих сотрудников компонентой Бессмертного (с тех пор, естественно, она носит его имя, а иностранцы язык ломают).

Из Кузьминок я позвонил академику Эн. Тот сказал: «Умереть не дадут спокойно», позвонил куда-то и потребовал выдачи в мое распоряжение рядового Бессмертного. Его два раза переспросили: «Какого-какого?..», а еще через день позвонили в Кузьминки и доверительно объяснили мне, что молодой советский рядовой гений таинственно исчез под Новый год из расположения родной воинской части, что его вот уже четвертый день не могут найти в окрестных селах у известных девиц и что в его исчезновении подозреваются козни нескольких иностранных разведок, а меня просят не сообщать об этом академику Эн. Как бы не так!.. Я тут же опять позвонил академику Эн. Тот ударил тростью по столу, взбешенный всей этой шпиономанией, и тут такое началось!.. Не знаю, может быть, Владик мне потом врал, зато врал красиво: будто бы усиленная опергруппа прибыла на Финский залив с жутким намерением взломать лед, тело найти, а Владикино начальство разжаловать в рядовые; будто бы его матрац дали понюхать какому-то сверх-Джульбарсу, и тот повторил весь путь рядового Бессмертного от воинского забора до дверей детдомовской воспитательницы, а потом от ее дома до Невского проспекта, где Бессмертного арестовал патруль. (Мне не следовало давать ему стопку на коня — конь не выдержал.) На Невском овчарка сорвалась с поводка и прямиком примчалась к старой питерской гауптвахте, где когда-то сидел Михаил Юрьевич Лермонтов, а сейчас в ожидании трибунала страдал от острого приступа радикулита Владислав Николаевич Бессмертный.

Иногда мне кажется, что эти и другие события происходили во сне или на киноэкране. Будто наши роли исполняли артисты, а меня и Владика в помине не было. Мне кажется, что мне всю жизнь было под сто лет, и я не представляю себя другим, а Владик был всегда при мне любимым учеником и директором этого учреждения… Так вот.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

А вот и наши подъезжают, израненные, но победоносные! Впереди пожарная машина тащит на буксире наш искалеченный, но полный рыбы автобус. За ними в автобусе Центрального телевидения везут моих натерпевшихся страху сотрудников, а кавалькаду замыкает «Скорая помощь». Милицейский «Жигуленок» и Олин «Запорожец» пожарники, наверно, спихнули с дороги, и там, на обочине, они еще долго будут устрашать своим видом путников и странников… В общем, зрелище. Очередь за валенками обернулась и разгадывает загадку: без окон, без дверей, переполнен карасей. Свежую рыбу привезли. Значит, сегодня вечером все Кузьминки пропахнут жареной рыбой. Из окна ресторана выглядывают жующие вертолетчики. В дверях гостиницы появляется Татьяна с моим паспортом… Если я промедлю, то за меня сейчас возьмутся — запрут в гостинице и начнут лечить. Внимание Космонавта отвлечено, он не ожидает от меня подвоха… Я дергаю за рукав Владислава Николаевича, который продолжает гипнотизировать вторую сосульку:

— Слушай, Владик, нас чаем напоят в твоем Доме Ученых?

— Во-первых, это ваш Дом Ученых, — отвечает Владик. — Во-вторых, пусть попробуют не напоить!

— Тогда, в-третьих, поехали! А этих — к черту…

Я подталкиваю Владика к «ЗИМу», мы быстренько садимся, Павлик трогает и проезжает мимо растерявшихся Татьяны с марсианином. А пусть не зевают! Ехать тут недолго, минут десять, прямо вверх по Академическому спуску. Обойдемся без телохранителей.

«Юрий Васильевич, вы из чего чай собираетесь пить?» — продолжает чайную тему Владик. — «Да хоть из кружки». — «А где же ваш третий подстаканник?» — «Пропал. Давно. Еще до запуска первого спутника». — «Или украли, — вздыхает Владик. — Жаль, серебряный».

«Точно, украли! — со злостью вмешивается Павлик. Ему нужно выговорить свои дорожные впечатления, но ураганы и смерч не входили раньше в круг его непосредственных интересов, и он не знает,