бы, например, преспокойно влезть в наш автобус и сейчас посмеивается надо мной — тем более, что я сам его погрузил. Дьяволом может оказаться любой человек в этом автобусе, меня не проведешь. Даже Космонавт под подозрением — как хотите, а человек, первым ступивший на землю Марса, вызывает во мне зоологическое чувство преклонения. Хочется бухнуться марсианину в ноги, вилять хвостом и целовать его генеральские штаны с лампасами. Хочется его обожествлять… А Бога всегда легко перепутать с Дьяволом.

Он? Вряд ли. Слетать на Марс через Венеру и Фобос для того, чтобы начать охоту на академика Невеселова? Слишком много для меня чести. Природа устроена достаточно просто, зачем ей такие сложные орбиты и выкрутасы?.. Природа природой, но меня не проведешь. Все здесь под подозрением, даже этот случайный мальчишка… «Дяденька, подвезите до водохранилища!» А потом, как Павлик Морозов… Не забыть узнать цель его жизни. Очень уж он прицельный. В его годы, не в укор ему, я просто все время хотел есть.

Наконец, дьяволом могу быть я… Это неожиданная, важная мысль. Но я обдумаю ее позже — ночью в гостинице.

Скоро будет развязка. Скоро будет автомобильная развязка с железной дорогой, где трасса ныряет в тоннель и сворачивает на Кузьминки. Это самое удобное место для засады. Именно это место выбрал артиллерийский офицер в сорок первом году, и я еще с утра предполагал, что ОН тоже нападет именно здесь, но ОН почему-то поджидал у водохранилища… Ему виднее.

Мы въезжаем в нутро тоннеля, а над нами, как смерч, проносится товарняк с углем. Синий вертящийся светлячок милицейского «Жигуля» служит нам ориентиром в этой черной дыре, и я уже точно знаю, что ОН уже раскусил наживку и вернулся, чтобы повторить нападение. Я точно знаю, что ОН притаился за насыпью с той стороны тоннеля, но даже не могу предупредить водителя об опасности, потому что не могу выглядеть дураком и предвидеть нападение атмосферных явлений…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вот и развязка… Я вижу ЕГО!.. Я наблюдаю отливающий ртутью шар не больше футбольного мяча, который стремительно атакует нас, прижавшись к трассе. Он тащит за собой длиннющее облако грязной воды и снега. Это явление смахивает на шаровую молнию. Оно целится прямо в дыру тоннеля… Мы в западне… Я вижу, как милицейский «Жигуленок» успевает развернуться поперек трассы, прикрывая собой наш автобус. Олин «Запорожец» врезается ему в бок, задрав, как лапки, задние колеса. Шар ослепительно вспыхивает, не торопясь прошивает насквозь обе машины и, рассыпая красные брызги, устремляется к нам в ветровое стекло… Водитель жмет на все тормоза, и в автобусе наступает невесомость… Я плавно воспаряю из кресла и начинаю лететь какими-то сложными «вверхтормашками» в кабину водителя, головой в стекло, но Космонавт успевает проснуться и повалить меня в проход на коробки с тортами. Сам он падает на меня сверху и пребольно царапает мою щеку твердым генерал-майорским погоном. Вспышка впереди нарастает, мир становится ослепительным с искрами по краям, раздается оглушающий взрыв, будто по автобусу ударили прямой наводкой, потом меркнет свет, и в наступившей кромешной тьме начинают происходить какие-то чудеса: с потолка, лениво трепыхаясь, на меня падает толстый зеркальный карп… Во-от такой!

Он шлепается мне на бороду и начинает мокрым хвостом хлестать меня по щекам… Хорошо устроился! Пшел вон!.. Космонавт сгоняет с меня эту невесть откуда взявшуюся рыбу. Темно, глупо, ничего не слышно… Мы оглоушенно отдыхаем в проходе. Где моя шапка, где что… На мою левую щеку давит острый генеральский погон, правая щека устроилась в мягком раздавленном торте, а прямо в нос мне нацелился выпавший из пальто наган… «Это чей наган?» — я не слышу, но читаю вопрос по губам Космонавта. — «Мой»… Он отводит пальцем дуло нагана от моего носа. Я слизываю крем с усов. Торт, кажется, киевский, с орехами…

На крыше автобуса раздается такой грохот, будто там пляшет тысяча чертей, а за выбитыми окнами начинают падать с неба зеркальные карпы и караси, переходящие в ливень вперемежку с кусками льда, бревнами и каким-то шифером. Цирк, в самом деле! Спешите видеть! Рыба танцует на крыше и проваливается к нам в автобус через оплавленную дыру от сбежавшей шаровой молнии. Небо в дыре начинает проясняться… «Ой, сколько рыбки!» — пробивается сквозь грохот голос мальчишки. Я тянусь к нагану, но Космонавт уже успел прибрать его в карман шинели. Хитер, марсианин. Он приводит в чувство оглушенного водителя, а Татьяна счищает с моей бороды торт рукавом норковой шубки — вместо того, чтобы достать носовой платочек. Маринка перелезает через нас и мчится под рыбным дождем спасать своего Олю Белкина. Тронько Андрей Иванович аккуратно поднимает меня, ставит на ноги и нахлобучивает на мою голову шапку. «Где моя трость?» — сердито спрашиваю я. «В руке», — отвечает Татьяна.

Верно, в руке, я ее не выпускал. Опираюсь на трость, разглядываю трассу через ветровое стекло, которого, впрочем, уже не существует в природе — стекло исчезло, испарилось, лишь болтаются черные резиновые прокладки. В автобусе сквозит, как в проходном дворе. Я простужусь, заболею и умру, потому что я опять стар, слаб, наган у меня конфискован, и я не знаю, как его возвратить.

Рыбный дождь пошел на убыль, трасса завалена трепетными серебристыми тушками, как палуба рыболовецкого сейнера. Рыбу уже клюют и тащат в лес обалдевшие от счастья худые вороны. Они кричат: «Всем хватит!» На обочине в грязи тает здоровенная глыба льда… Подумать только, смерч тащил этот тунгусский метеорит вместе с рыбой и бревнами от самого водохранилища! С чистого неба еще продолжают парашютировать отставшие от стаи зеркальные карпы. Огненных шаров больше нигде не наблюдается — кроме солнышка. «За такие шутки надо морду бить», — слышу я недовольный голос Андрея Ивановича. «Кому?» — спрашивает Телеведущий. — «Природе».

К автобусу в скользкой рыбе пробирается Оля Белкин. На Оле ни куртки, ни пиджака. На нем висят лохмотья рубашки с обгоревшим галстуком, он поддерживает брюки без пуговиц и без ремня. Вид у него такой обиженный, будто хочет спросить меня: «Зачем вы это натворили, Юрий Васильевич?» Мальчишка в валенках танцует в рыбе. Он не прогадал — направлялся на подледный лов, а угодил под рыбный ливень. В школе ему не поверят, и он потребует от меня письменное подтверждение. Телевизионщики все снимают: обиженного Олю, танцующего мальчишку, ворон, рыбу, разбитые машины. Маринка бросается к Белкину на обгоревший галстук и целует его (Белкина). Я же говорил: быть свадьбе! Телевизионщики снимают и этот поцелуй. Интересная