Бернар мог ненавидеть и преследовать почти до смерти таких еретиков, как Абеляр или Арнольд Брешианский, которые ослабляли Церковь, которая, при всех ее недостатках, казалась ему самим проводником Христа; и он мог любить почти с нежностью Девы Марии, которой он так горячо поклонялся. Увидев вора на пути к виселице, он умолял за него графа Шампанского, обещая, что тот подвергнет его более тяжкому наказанию, чем минутная смерть.26 Он проповедовал королям и папам, но более всего - крестьянам и пастухам своей долины; он был снисходителен к их недостаткам, обращал их своим примером и заслужил их немую любовь за веру и любовь, которые он им дарил. Он довел свое благочестие до изнурительного аскетизма; он так много постился, что его настоятелю в Кито приходилось приказывать ему есть; и в течение тридцати восьми лет он жил в одной тесной келье в Клерво, с постелью из соломы и без сиденья, кроме прорези в стене.27 Все удобства и блага мира казались ему ничтожными по сравнению с мыслью и обещанием Христа. В таком настроении он написал несколько гимнов, отличающихся непритязательной простотой и трогательной нежностью:

Iesu dulcis memoria,

dans vera cordi gaudia,

sed super mel et omnia

eius dulcis praesentia.

Nil canitur suavius,

auditur nil iocundius,

nil cogitatur dulcius

quam Iesu Dei filius.

Iesu spes poenitentibus,

quam pius es petentibus,

quam bonus es quaerentibus,

sed quid invenientibus?28

Иисус сладок в памяти,

Подарите сердцу истинную радость,

Да, за медом и всем остальным,

Сладко Его присутствие.

Нет ничего прекраснее,

Нет ничего приятнее,

Нет ничего слаще

Чем Иисус, Сын Божий.

Иисус надеется на покаяние,

Как нежен Ты к поданным!

Как добр Ты к тем, кто ищет Тебя!

Кем Ты должен быть для тех, кто находит Тебя?

Несмотря на изящную речь, он мало заботился о какой-либо красоте, кроме духовной. Он прикрывал глаза, чтобы они не получали слишком чувственного наслаждения от озер Швейцарии.29 Его аббатство было лишено всех украшений, кроме распятого Христа. Он порицал Клюни за то, что тот так много тратит на архитектуру и украшение своих аббатств. "Церковь, - говорил он, - великолепна в своих стенах и совершенно лишена бедности. Она украшает свои камни и оставляет своих детей нагими. Серебром убогих она очаровывает глаза богачей".30 Он жаловался, что великое аббатство Сен-Дени заполнено гордыми и закованными в броню рыцарями вместо простых богомольцев; он называл его "гарнизоном, школой сатаны, логовом воров".31 Сугер, смиренный этими строгими замечаниями, исправил обычаи своей церкви и своих монахов и дожил до того времени, когда заслужил похвалу Бернарда.

Монашеская реформа, исходящая из Клерво, и совершенствование иерархии благодаря возведению монахов Бернарда в епископства и архиепископства - это лишь часть того влияния, которое этот удивительный человек, не просивший ничего, кроме хлеба, оказывал на все сословия в течение своего полувека. Генрих Французский, брат короля, пришел навестить его; Бернар поговорил с ним; в тот же день Генрих стал монахом и мыл посуду в Клерво.32 Своими проповедями - столь красноречивыми и чувственными, что они граничили с поэзией, - он трогал всех, кто его слышал; своими письмами - шедеврами страстной мольбы - он влиял на соборы, епископов, пап, королей; своими личными контактами он формировал политику церкви и государства. Он отказывался быть кем-то большим, чем аббат, но он ставил и снимал пап, и ни к одному понтифику не относились с большим уважением и почтением. Он покидал свою келью, выполняя дюжину поручений высокой дипломатии, обычно по призыву Церкви. Когда враждующие группировки выбрали Анаклета II и Иннокентия II в качестве соперничающих пап (1130), Бернард поддержал Иннокентия; когда Анаклет захватил Рим, Бернард вошел в Италию и чистой силой своей личности и речи привлек ломбардские города на сторону Иннокентия; толпы, опьяненные его ораторским искусством и святостью, целовали его ноги и рвали на куски его одежды как священные реликвии для своих потомков. В Милане к нему приходили больные, а эпилептики, паралитики и другие недужные верующие заявляли, что исцелились от его прикосновения. Когда он возвращался в Клерво после своих дипломатических триумфов, крестьяне приходили с полей, а пастухи спускались с холмов, чтобы попросить у него благословения; получив его, они возвращались к своим трудам приподнятыми и довольными.

Когда Бернард умер в 1153 году, число цистерцианских домов выросло с 30 в 1134 году (год смерти Стивена Хардинга) до 343. Слава о его святости и силе привела в новый орден множество новообращенных; к 1300 году он насчитывал 60 000 монахов в 693 монастырях. В двенадцатом веке сформировались и другие монашеские ордена. Около 1100 года Роберт из Арбриссоля основал орден Фонтевро в Анжу; в 1120 году святой Норберт отказался от богатого наследства, чтобы основать премонстратский орден каноников Регула в Премонтре близ Лаона; в 1131 году святой Жильбер основал английский орден Семпрингем - Гильбертинцев - по образцу Фонтевро. Около 1150 года некоторые палестинские анкориты приняли эремитическое правило святого Василия и распространились по всей Палестине; когда мусульмане захватили Святую землю, эти "кармелиты" перебрались на Кипр, Сицилию, во Францию и Англию. В 1198 году Иннокентий III утвердил устав ордена тринитариев и посвятил его выкупу христиан, захваченных сарацинами. Эти новые ордена стали спасительной и возвышающей закваской для христианской церкви.

Вспышка монашеской реформы, кульминацией которой стал Бернард, угасла по мере продвижения двенадцатого века. Младшие ордена соблюдали свои суровые правила с разумной верностью; но в тот динамичный период нашлось не так много людей, способных выдержать столь строгий режим. Со временем цистерцианцы - даже в Клерво Бернарда - разбогатели благодаря дарам надежды; пожертвования на "гроши" позволили монахам добавить в свой рацион мясо и много вина;33 Они делегировали весь ручной труд братьям-мирянам; через четыре года после смерти Бернара они купили множество рабов-сарацин;34 Они развили обширную и прибыльную торговлю продуктами своей социалистической промышленности и вызвали враждебность гильдий своим освобождением от транспортных пошлин.35 Упадок веры, вызванный неудачей крестовых походов, сократил число послушников и нарушил моральный дух всех монашеских орденов. Но старый идеал жить, как апостолы, в условиях безгосударственного коммунизма не умер; убеждение, что истинный христианин должен сторониться богатства и власти и быть человеком непоколебимого мира, сохранялось в тысячах душ. В начале тринадцатого века на умбрийских холмах Италии появился человек, который вновь оживил эти старые идеалы такой жизнью в простоте, чистоте, благочестии и любви, что люди удивлялись, неужели Христос родился заново.

III. СВ. ФРАНЦИСК*

Джованни де Бернадоне родился в 1182 году в Ассизи, сын сира Пьетро де Бернадоне, богатого купца, который