– Нам вдвоем с фельдшером нипочем неснести вашего мужа вниз. Помощь потребуется, все-таки Феликс Иванович – человеквидный, – обстоятельно объяснил Николай.

«Видность» Феликса Ивановича объясняласьпрежде всего диабетом и ожирением, однако на таких деталях заостряться нестоило.

– Мужчины? – Виктория Павловназапустила пальцы в коротко стриженные черные волосы, словно пытаясь своимиострыми ногтями подцепить обрывки разбежавшихся мыслей. – Ну да, у нассосед напротив крепкий мужчина. Только он сейчас на работе, среди дня-то. Хотянет! Я что-то такое слышала, мол, он сегодня с двух до трех должен быть дома,ждать мастеров окна измерять, чтобы решетки ставить, я сейчас позову! –Она метнулась к выходу, но охнула, схватилась за сердце…

– Эй, не надо резких движений! –Николай поймал ее за плечо. – Идите хряпните валерьяночки, можнокорвалольчику добавить. Очень хороший будет коктейльчик. А я сам вашего соседаприглашу. Но нам нужен еще кто-то четвертый.

– А может, этих мастеров иуговорите? – слабо отозвалась Виктория Павловна, уже занятая приготовлениемкоктейльчика.

– Понял, – кивнул Николай и прошелчерез узкий длинный коридор к двери.

Несколько мгновений он пытался постичь системуобороны, наконец справился с ней и вышел на площадку. Вслед за ним вырвалсяпорыв сквозняка и колыхнул дверь квартиры напротив.

«Дома!» – обрадовался Николай.

Он поднес указательный палец к звонку, потомпожал плечами и легонько стукнул о косяк. Никто не отозвался, хотя из глубиныквартиры слабо доносились мужские голоса.

«Значит, мастера пришли, – догадалсяНиколай. – Отлично! Наверняка не откажутся помочь. Все-таки восьмой этаж,а мужик тяжелый».

Новый порыв сквозняка вырвался на площадку инастежь распахнул дверь квартиры 101. Очевидно, мастера уже начали измерятьокна, а для этого открыли их.

Не дождавшись отклика на свой стук, Николайшагнул в коридор, чуть не споткнувшись о валявшуюся на полу туфлю на высокомкаблуке, и прошел в комнату, откуда доносились голоса. Он только хотел сказать:«Извините за вторжение, я из «Скорой», – как слова застряли у него вгорле.

Окно и впрямь оказалось нараспашку… толькоизмерять его никто не собирался. Два белобрысых парня пытались перевалить черезподоконник тело женщины.

Какую-то секунду Николай еще повиновалсярефлексам врачевания и чуть ли не всерьез подумал, будто этой женщине простостало плохо и парни хотят, чтобы она подышала воздухом. А сами они потомузавязали до половины лица платками, что берегутся от влияния свежегосентябрьского ветра. Но уже в следующий миг, не тратя времени на слова, Николайметнулся вперед и сцепленными в замок руками нанес удар по ближайшемубелобрысому затылку.

Обладатель затылка, хрюкнув, сунулся вперед инавалился животом на подоконник, уронив ноги женщины. Николай почему-то обратилвнимание, что одна нога была босая, а другая в такой же черной туфле на высокомкаблуке, какую он уже видел в коридоре.

– Блин, Кисель! – громко сказалдругой парень, с недоумением глядя на своего напарника, который вдруг вздумалвыглянуть во двор.

Николай на миг замер, озадаченный подборомслов. Тотчас до него дошло, что второй белобрысый вовсе не выражает желаниянемедленно перекусить блинами с киселем, а просто окликнул дружка. Нопреимущество внезапности было уже утрачено: второй «мастер» оглянулся и заметилчужого.

Светлые прищуренные глаза изумленно распахнулись,но тотчас ненавидяще сощурились. Резко выпустив плечи женщины, так что ее телорухнуло вниз – к счастью, на пол квартиры! – он выхватил из-за поясачерную резиновую палку и шагнул к Николаю.

Палка…

– Палкин! – заорал Николай что быломочи, ныряя в сторону и уходя от свистящего удара.

Он оказался недостаточно проворен – «мастер»слегка зацепил плечо, и боль разлилась по телу. Николай отпрянул к косяку,схватил что-то, попавшее под руку, и швырнул в «мастера». Тот увернулся отлетящего в его голову телефонного аппарата, и техника со звоном врезалась встену. Палка снова взметнулась…

– Палкин! – в отчаянии завопилНиколай, и в эту минуту фельдшер влетел в комнату, как пушечное ядро.

Массой и скоростью он сбил «мастера» с ног,навалился на него сверху, однако тот оказался проворен, как угорь: вывернулсяи, не имея времени размахиваться, просто ткнул Палкина своим оружием. Тот взвылот боли, вскочил и, схватив противника обеими руками за плечи, с силой дернулкнизу его куртку. Руки у белобрысого оказались как бы связанными, Палкин занескулак, но чертов «мастер» ухитрился не только отпрянуть, но и пнуть Палкина поколенке. Тот качнулся – и сразу получил второй пинок: с разворота в самый низживота. Он рухнул с утробным воем…

«Мастер» дернул плечами и водворил куртку наместо. И тотчас в грудь ему врезался хрупкий телефонный столик, который швырнулНиколай, предпочитавший не идти на сближение с противником.

Белобрысого качнуло к стене, однако он устоялна ногах и даже не выронил свою проклятую дубинку. Замер, вглядываясь вНиколая, и тот похолодел от выражения хищной ненависти в глазах убийцы.

Николай сорвал с шеи фонендоскоп – больше ведьникакого оружия! Если бы набросить этому гаду на шею и придушить… Но пока все,что он мог, это хлестнуть крест-накрест перед лицом успевшего отшатнуться«мастера». Однако тот явно удивился, и какое-то время противники переминалисьдруг против друга, меряясь взглядами.

– Уйди, убью! – глухо донеслосьиз-под платка, и «мастер» рванулся вперед, метя в голову.

Николай успел отшатнуться, но не очень ловко.Голову-то он уберег, но получил такой удар по правому плечу, что рука онемела.Он выронил фонендоскоп… И тут очухавшийся Палкин налетел на «мастера» сзади.Палка, слава богу, оказалась на полу, но Николай успел ее подхватить. Однако этобыло уже без надобности. Разъяренный Палкин колоссальными темпами наращивалдобытое в бою преимущество, волтузя противника по полу, словно хотел непременнозатереть его телом грязные следы множества ног. Тот, впрочем, не желал служитьполовой тряпкой и люто вырывался, порою умудряясь наносить Палкину болезненныеудары и хрипя:

– Кисель! Кисель, сука!..

Возможно, Палкин думал, что этот типвысказывается в его адрес, и, оскорбленный, удваивал силу своих тычков.

Тут и Николай вспомнил о Киселе и обеспокоенновзглянул в сторону окна. В отличие от женщины, которая все еще лежаланедвижимо, Кисель начал проявлять некоторые признаки жизни. Он слабо застонал,перевернулся на живот, даже голову приподнял, затуманенными глазами вглядываясьв происходившую свалку…