Строго говоря, инспектора можно было понять, потомучто другим участником ДТП оказался один из личных шоферов губернатора (ходятслухи, будто их у него шесть, но это, конечно, фантастика: самое большеепять!). Ну не губернаторского же водилу, в самом деле, везти в каталажку вместес административной «Волгой». Это ведь «неприкасаемый»! Куда проще прицепиться кнавороченному, серебряно сверкающему «Круизеру», тем более что сидевший зарулем доходяга вел себя тихо и скромно, права не качал, только посмотрел наинспектора с непонятным сожалением и потащился покорно в кутузку.

Ну, тут ребята оказались тертые и мятые, чтотвои калачи. Обозрев вынутые из карманов задержанного две пачки денег: однаемкостью в двадцать тысяч баксов, другая – в тридцать шесть тысяч рублей – изаглянув в его паспорт, они мигом идентифицировали Родиона Петровича Жукова сРодиком Печерским и тихо взялись за головы, не в силах самостоятельно разрешитьнеразрешимую ситуацию. Родик-то еще более неприкасаемый, чем губернаторскийводила! Из-за того самое большее премии лишишься, а из-за этого, глядишь, салатак за шкуру зальют, что мало не покажется, однако факт задержания был оформленсоответствующим образом, и с этим следовало что-то делать…

Оплошавший инспектор ГИБДД побрел нанегнущихся ногах на свой пост, мечтая сейчас только об одном: быть сбитымкаким-нибудь лихачом, чтобы не дожить до утра, когда его начнут закатывать вковры на всех начальственных уровнях. А в райотделе продолжалась ломка голов. Инаконец общие мыслительные усилия дали блестящий результат.

Официальная версия была такова: владельцу«Круизера» Родиону Петровичу Жукову стало плохо с сердцем, оттого иприключилось вышеуказанное ДТП. Добрые дяди милиционеры вызвали к нему«Скорую», которая и отвезет больного в лечебное учреждение.

Конечно, Николая, приехавшего по вызову,посвятили в истинный смысл ситуации. Задачу свою он понял сразу: гражданинаЖукова до больницы не довезти… Не подумайте чего плохого, такое случаетсясплошь и рядом: люди отказываются от госпитализации, а то и просто сбегают из«Скорой», буквально у больничных дверей. Ну не гнаться же за ними, не швырятьже, вывернув руки, на мостовую с криком: «Лечись, твою мать!» У нас все-такикак бы демократическое государство.

Появился «больной».

«А ведь он и правда больной, – сразуподумал Николай. – Либо язва застарелая, либо туберкулез». Потом Родик вдоверительной беседе поведал, что в его организме наличествовало и то, идругое, а также многое третье. Ведь за долгий «трудовой» стаж каких он толькомастырок не замастыривал, чего только не принял в свой многострадальныйжелудок, лишь бы словчить – и угодить в санчасть, а то и в больницу! И гвозди,склеенные крест-накрест хлебным мякишем, глотал, и лезвия, и даже маникюрныеножницы – конечно, в разобранном виде, половинками… Не говоря уже обо всякой«гадской химии».

Сердце же у Родиона Петровича оказалосьздоровое и крепкое – настолько, что его кардиограмма в качестве подтверждениялегенды никуда не годилась.

– Может, у меня снимете? – жалобносказал милицейский майор, которому пришлось расхлебывать эту безумную кашу, завареннуюбеспонятливым инспектором.

Сняли. Ну, такая полярность, такая частотасокращений, такие зубцы там нарисовались… Знак Q у кардиологов означает крайнетяжелое состояние, опасное для жизни больного. Пришлось уколоть майоруэуфиллин, строфантин и панангин, уложить его на служебный диванчик – и отчалитьв компании с Родионом Петровичем, который тем временем получил обратно своеимущество (все в целости и сохранности, до последнего бакса и рублика, допоследней красненькой резиночки!).

И тут Николай, который до сего моментаотносился к «авторитетам», так сказать, на уровне пользователя (ну откуда унего знание вопроса, только из детективов каких-нибудь отечественных!), понял,что такое – сила личности. Родик Печерский не просто не принимал никаких возражений– для него и понятия-то такого не существовало. Не успев пикнуть, 508-я бригадаоказалась сидящей за шикарно накрытым столом шикарного кабака, которыйобразовался за облезлой дверью какой-то верхнепечерской «стекляшки», с улицыпроизводившей впечатление необитаемой. Была глухая ночь, однако здесь вовсюкипела жизнь. Какие-то люди пили, ели и очень негромко беседовали между собой.За врачами ухаживали так, будто они не мастырку очередную для Родиказамастырили, а, по меньшей мере, спасли его жизнь. Потом, уже около четырехутра, Родик в знак уважения повез «спасителей» к себе на квартиру,размещавшуюся, против ожидания, не в особняке с колоннами, а на шестом этажеобыкновенного блочного дома все в тех же Верхних Печерах, разбудил жену,никакую не фотомодель с ногами от ушей, а обыкновенную толстую, добродушную ихлопотливую тетку, та мгновенно накрыла на стол – и приятная беседапродолжилась. За окном уже рассвело, когда она закончилась. На прощанье Родиквежливо простился с ночными гостями, Любе даже ручку чмокнул, но визитку свою(простенькую, беленькую, на которой не было ни имени, ни фамилии, а толькономер телефона) дал одному Николаю, поскольку в этой маленькой группебесспорным «авторитетом» был именно он.

– Ну и как он с вами говорил,братаны? – наконец осведомился Палкин, чистоплотно поджимая губы. –Чисто по фене типа ботал, в натуре?

– Он нас даже лепилами ни разу неназвал, – обиделся Николай. – Никаких тебе пошлых брателл и всякоготакого. Разговаривает он совершенно нормально, думаю, феня у него только длятолковищ и стрелок. Нормально говорит, честное слово, вот только анекдотами про«новых русских» затравил – просто спасу нет. Эту братию он ненавидит, считаетих ошибкой природы и беспардонными грабителями, вот и тешится анекдотами.

– Ну, расскажи какой-нибудь! –обрадовался дядя Саша.

Николай добросовестно напряг память, ноанекдоты – что мелкие денежки, долго в карманах памяти не залеживаются. Так онни одного и не вспомнил, тем паче что в это мгновение в машине закаркал динамики угрюмо сказал:

– 508-я! Слышите меня, а?

– Ну, здравствуй, что ли, – шумновздохнул Николай в микрофон. – Давай, говори, чего там.

– Пенсионеру плохо с сердцем. Безсознания. Возможно, даже инфаркт.

Николай выслушал адрес и нажал на «тревожную»кнопку. В машине сирена звучала довольно мелодично и почти спокойно, не то чтона улице, где она воет оглушительно, протяжно, надрывая душу…

И опять-таки это был не Зеленый город, а всеголишь Звездинка, рядом с Главпочтамтом, каких-то десять минут лету позакоулочкам.

– Второй подъезд, дядя Саша, –сказал Николай. – Ага, вот тут нас и жди. Пошли, Паша, только прихватимягкие носилки, в самом деле, мало ли что.

Они с фельдшером, несшим носилки, болеепохожие на безобидный узел, сунулись в подъезд…