бросали медные монетки, блестевшие на дороге. Солдаты султана стояли по сторонам от дороги, стоически наблюдая за происходящим и следя за простолюдинами.

Хотя Лули и была привычна к толпам, такого скопления людей в одном месте она еще не видела – и это зрелище чуть не заставило ее замереть. Но тут ей вспомнились слова Далии: «Репутация человека зависит от того, как он взаимодействует с другими».

Личность Лули была создана из тайны, и она не желала этого менять. Она заставила себя выпрямиться в седле и поднять голову. Ей почти удалось добраться до входа на базар, когда ее окликнул знакомый голос, на который она невольно повернулась. Расул аль-Джашин махал ей, проталкиваясь сквозь толпу.

Он подобрался так близко, что мог до нее дотронуться.

– У меня не было выбора, – сказал он. Лули ничего не ответила, но ее пальцы, державшие поводья, задрожали. Глаза у Расула бегали, высматривая стражников, которые уже приближались. – Мое племя. Я не мог… Не мог рисковать ими.

Сердце у нее забилось с такой силой, что она едва слышала свои мысли. «Племя». Это слово говорило о доме и боли. Если бы тогда, много лет назад, она могла спасти свое племя, разрушив чужую жизнь, может, она поступила бы так же?

– Не иди ему наперекор, – прошептал Расул, отступая.

Его зеленое одеяние растворилось в пестрой суматохе базара, и в один миг он исчез.

Поворачивая к воротам, Лули ощущала потрясение. Ее взгляд снова невольно скользнул в сторону – и она увидела Далию, стоявшую на краю толпы, непокорно скрестив толстые руки, щуря глаза на солнце. Когда их взгляды встретились, Далия прижала ладонь к сердцу и поклонилась.

Лули тихо вздохнула и кивнула в ответ.

«Прощай, Далия».

– Уверена? – спросила хозяйка таверны.

Лейла ухмыльнулась:

– Полностью. Ты же сказала, что мне надо как-то зарабатывать на жизнь.

Далия фыркнула.

– На самом деле я сказала, что не привечаю сироток-дармоедок. Ты выполняешь поручения, и этого более чем достаточно. Я не предлагала тебе бродить по пустыне и искать реликвии, которых, может, и не существует. Как ты вообще собираешься их находить?

Лейла посмотрела на Кадира, сыпавшего сахар в свой напиток. Он совершенно бесстрастно поднес пиалу к губам и сделал глоток. Лейла прикусила губу, чтобы не засмеяться. Наверное, Кадир и не подозревает, что она раскрыла его тайну: он только делает вид, что насыпает сахар в напиток. На самом деле в пиале нет напитка, ведь Кадир «пьет» чистый сахар.

Она терпеливо дождалась, чтобы он закончил, а потом протянула руку за компасом, который и продемонстрировала Далии. Та скептически на него посмотрела.

– Древний компас?

Лейла постучала по стеклянной поверхности. Красная стрелка дрогнула.

– Магический компас.

Далию это не впечатлило.

– Вернись через тридцать дней с реликвиями, и тогда я тебе поверю. Задержишься хоть на день, и я отправлю за тобой отряд.

Лейла выгнула брови:

– Не знай я тебя так хорошо, подумала бы, что ты за меня тревожишься, Далия бинт Аднан. А я-то считала, что у тебя нет сердца!

– Я беспокоюсь за тебя как за вложение, девочка. Живая ты мне нужнее, чем мертвая. – Ее взгляд смягчился. – Ты ведь будешь осторожна, правда? Пустыня опасна.

– Знаю. – Лейла передвигала пиалу от одной ладони к другой. – Я по ней скучаю.

– Ах эти бедуины и их тяга к бродяжничеству! – Далия вздохнула, но улыбнулась. – Ну, только обязательно возвращайся. Ты должна мне деньги за проживание.

– Я не просто вернусь. – Лейла подалась вперед и взялась за пиалу. – Я привезу столько реликвий, что получу небольшое состояние. И поделюсь им с тобой.

Далия со смехом подняла свою пиалу.

– За небольшое состояние!

Они чокнулись пиалами.

– За небольшое состояние! – повторила Лейла.

19

Мазен

Впервые в пустыню Мазен попал, когда учился ездить верхом. Хотя в аристократическом районе существовали площадки, специально отведенные для таких занятий, султан заявил, что учиться ему следует в такой местности, где потом он в основном и будет ездить. Мазен до сих пор помнил свое изумление, когда в первый раз выехал за городские ворота и вблизи увидел всю величественность пустыни.

Он помнил, как в воздухе светились пылинки – такие мелкие, что напоминали мерцающие звезды. Он помнил пейзаж: потоки песка, сияющие золотом под закатным солнцем, и ветер, игриво трепавший его одежду.

Уроки были непростыми, но Мазену они все равно нравились. В те времена все было проще. Он был еще совсем ребенком и предвкушал важные деловые поездки, в которых в будущем будет сопровождать отца. Он придумывал приключения, в которых ехал бы через дюны и сталкивался с легендарными существами, чтобы потом о них можно было бы хвастливо рассказывать матери.

А потом его мать умерла, он так ничего ей и не рассказал.

С чувством странной ностальгии он ехал сейчас по караванному пути, уходящему от ворот Мадинны. Его охватило странное ощущение, будто он едет в прошлое, а не в будущее: тот же самый закат окрашивал далекие дюны в червонное золото, пылинки слабо поблескивали в воздухе, уносимые легким ветерком. Он опустил взгляд, подмечая желтые цветы, растущие на песке, и задумался, были ли они кем-то здесь посажены или даже эта скудная растительность возникала из крови джиннов.

Мазен задал бы этот вопрос, будь он самим собой.

Он передвинулся в седле (хотелось бы надеяться, незаметно). Он уже давно не ездил верхом и все еще не до конца вспомнил, как нужно расслаблять свое тело. Нет, как расслаблять тело Омара, которое было гораздо тяжелее (массивнее), чем его собственное. К счастью, никто из его спутников не обращал внимания на его беспокойные движения. Они вообще не разговаривали. Мазен пытался воспринимать их молчание с оптимизмом. Оно хотя бы давало ему время насладиться путешествием.

Удивительно кратким путешествием.

Когда обложенная камнями дорога исчезла, купец достала компас и с помощью него выбрала нужное направление. Затем им следовало всего пару часов проехать по проложенной другими тропе – и они оказались на первой точке, обозначенной на их карте: заставе неподалеку от города, место которой путники называли аль-Ваха аль-Хадраа – «Зеленый оазис». Это было скорее пристанище, чем стоянка: миниатюрный город из глинобитных домиков и разноцветных лавок. В центре форпоста находился оазис – большой водоем, окруженный желтой травой, накренившимися финиковыми пальмами и шатрами. Мазен невольно подумал о том, сколько джиннов должны были погибнуть для его создания.

Эта мрачная мысль нависла над ним темной тучей, пока они въезжали на заставу. Лули аль-Назари повернулась к ним и сухо объявила:

– Мы остановимся здесь на ночь.

Она поехала вперед, не дожидаясь ответа. Мазен заметил, как она подавила зевоту, направляясь со своим телохранителем к площадке у воды, отведенной для ночных стоянок.

Он было удивился ее усталости, но тут же отвлекся на все то новое и незнакомое, что видел вокруг. Он смотрел на женщин, несущих на голове плетеные корзины, мужчин,