Все продумал, говнюк!

— Так нечестно! — применяю последний аргумент.

— Что поделать, — скорбно вздыхает Юдин и прихватывает губами мою нижнюю.

Пальцы Михаила без всяких реверансов забираются мне в трусики, и у меня перехватывает дыхание от такой наглости. От наглости, я сказала!

— Ты просила без тебя не начинать, так что я, пожалуй, приступлю, раз все в сборе.

И все. Понеслась.

Вчерашние ласки на лестнице — детский сад, сегодня за меня взялись всерьез. Раздвинув влажные складочки, Юдин сразу поддевает горошинку и, надавливая подушечкой, начинает стимулировать. Это так остро и сладко, что я закусываю обласканную Михаилом губу.

— Какая ты горячая девочка, — Юдин не отрывает жадного взгляда от моего лица. — Как у тебя там жарко.

Мне дарят серию жалящих поцелуев в шею. Заметил, подлец, что на меня они действуют как валерьянка на кота.

Между ног уже полыхает, инстинктивно двигаю бедрами, пытаясь подтолкнуть пальцы Михаила к зудящей дырочке. Очень надо, чтобы меня погладили там поглубже, но пока я не могу заставить себя в этом ему признаться. Низ живота тянет, грудь налилась и тоже требует ласк. Голым бедром я чувствую его член, это сводит с ума, а Юдин все продолжает меня терзать, жарко дыша мне в шею, отправляя электрические волны по всему телу.

Наконец, почувствовав, что сопротивление сломлено, потому что я начинаю тихо постанывать, он удостаивает вниманием мою грудь, перестав придавливать меня всем телом. Я чувствую себя осиротевшей без жара его кожи, но не долго.

Юдин языком касается напряженных вершиной и, удерживая вес тела одной рукой, втягивает сосок в пылающую влажность рта, а пальцами начинает будоражить складочки, потирая, пощипывая мои губки, обводя кончиком мизинца вход в сочащуюся пещерку.

Во рту пересохло, в отличие от моей дырочки, которая полностью готова. Меня уже лихорадит, этот мужчина — чума! Ему хватило чуть больше чем пять минут, чтобы я изнывала от желания получить его член так глубоко, как он только сможет достать. Ээкспресс-совращение.

— Марин, все в силе. Я потом все сделаю, как надо, — с горящими глазами на заострившемся лице Юдин поднимается надо мной и стаскивает промокшие от моей смазки трусики.

Я растекшейся лужицей беспомощно смотрю, как Михаил подсовывает мне под попку одну из подушек, расставляет пошире согнутые в коленях ноги и приставляет головку к истекающей соком дырочке.

— Я, твою мать, думал не дождусь, — Юдин нежно целует колено и, раздвинув двумя пальцами складочки, толкается, вырывая у меня шипение. — Господи, я буду молиться каждый день, дай мне силы.

И надавив, все-таки протискивается, медленно, неумолимо, и меня пробивает крупная дрожь. С каждым отвоеванным миллиметром, челюсти Михаила сжимаются все сильнее, а я бросаю комкать простыни и переключаюсь на собственное тело. Скользнув ладошками по груди и животу, я устремляюсь туда, где вот-вот произойдет взрыв.

Но прежде, чем я успеваю добраться до пульсирующей точки, меня накрывает матерым телом.

— Это лучше, чем я представлял, — глубокий поцелуй глушит мой стон, срывающийся с губ, когда Юдин входит до конца.

Глава 33

Трепет, охватывающий все мое тело, невозможно выразить словами. Я даже не знаю, что заводит меня сильнее: внутренняя наполненность или та сдержанная сила, которую я чувствую под пальцами. Я буквально ощущаю, как Юдин напряжен, как он сдерживается, чтобы не сжать меня сильнее.

Я уже на грани. Только от того, что он во мне, я натягиваюсь, как струна.

И там, где мы соединяемся, рождается бенгальский огонь. Он разбрасывает свои искры по всему телу, заставляя меня дрожать, ждать с нетерпением, когда пламя сожжет все и обернется фейерверком.

Чего он ждет? Тягучий поцелуй только распаляет меня еще больше.

Между ног все горит, распирает, обещает наслаждение.

Я нетерпеливо ерзаю под Юдиным, намекая ему, что такого он должен предпринять, чтобы мне стало еще лучше. Или он решил помолиться прямо сейчас?

— Марин, — отрывается он от моих губ. — Если не перестанешь, я тебя насмерть затрахаю…

Прекрасные перспективы! Я еще активнее двигаю бедрами и многозначительно заглядываю в его шальные глаза.

— Сама напросилась, — рычит Михаил и припечатывает злым поцелуем в шею, от которого я теряю остатки контроля.

О да! Наконец-то!

И это моя последняя связная мысль, потому что Юдин начинает двигаться.

Я оплетаю его ногами, хватаюсь за мощную шею, зарываюсь пальцами ему в волосы. С каждым толчком в мою сердцевину, с каждым погружением тело будто наполняется лавой. Косточки плавятся в этом пожаре, и вся я превращаю в сгусток оголенных нервов. Я рассыпаюсь на мириады частиц, удерживаемых магнитом нашего желания.

Толстый член скользит во мне с усилием, отчего меня только еще больше пробирает. Каждый миллиметр стеночек моей норки пронизывает разрядами. Там горячо, так остро, что я почти не могу дышать. Я готова взмолиться, чтобы Юдин остановился, и умолять, чтобы не останавливался. Первобытный древний танец. Ничего лишнего, только он и я, и плевать, что происходит вокруг.

Даже если загорится дом, это не остановит меня.

Мне кажется, вот-вот, вот сейчас… И все равно я оказываюсь не готова к звездопаду под закрытыми веками. К взрыву, уносящему меня куда-то за пределы. Тело становится легким, и хватаюсь за плечи Михаила, чтобы не улететь одной, оставляю царапины на влажной коже. Сладким спазмом киска стискивает все еще твердый член Михаила, и он кусает меня в шею.

— Мы только начали, Марин.

Юдин на минуту выходит из меня, чтобы достать из кармана джинсов гирлянду из фиолетовой фольги, и я наконец могу разглядеть его орган.

Божечки, как это в меня поместилось… И ведь меня все устраивало…

И он обрезанный!

Я впервые вижу такой член.

Толстых ствол, перевитый венами, блестит от моей смазки. Почему-то глядя на крупную головку, я представляю, какая она на вкус.

Но долго размышлять мне не позволяют. Бросив презервативы на постель, Юдин поворачивает меня на бок и устраивается сзади.

Я все еще переживаю оргазм, но ненасытный Юдин проскальзывает