ремешки, на которых держалась сумка с деньгами, подвешенная сзади к поясу. Открыв ее, Андреа увидел, что она набита золотыми монетами. Похоже, это была плата за убийство.

«Браво» всегда требовали деньги вперед. И не потому, что были чересчур жадными, а по той причине, что при передаче денег заказчик мог избавиться от наемного убийцы, чтобы скрыть следы преступления.

С удовлетворением улыбнувшись, Андреа поднял шпагу испанца (она была сделана из стали «дамаск») и поторопился покинуть место схватки. Юноша шел, насвистывая мотив веселой песенки гондольеров.

Ах, как все удачно получилось! Он встретился с Габриэллой, провел с ней восхитительную ночь, затем проверил свое искусство владения оружием в схватке с самим «браво» и наконец заполучил трофей, его шпагу, которая была очень ценной, а также кучу дукатов – просто баснословную для него сумму. Будет теперь на что кутить!

Джованни, конечно, друг и денег у него куры не клюют, но он не обязан постоянно оплачивать их кутежи.

Уже сидя в гондоле, Андреа поднял голову к безоблачному небу, которое блистало всеми утренними красками, и прошептал: «О Мадонна, хранительница всех влюбленных! Благодарю тебя за твои милости!»

Глава 5. Страшное обвинение

Счастливый человек нередко забывает, что за ясным светлым днем, когда светит солнце, благоухают цветы, распустившиеся под лучами благодатного светила, поют птички и радость переполняет душу от милостей Творца, следует темная ночь с ее таинственными тенями, угрозами, которые встречаются на каждом шагу, и мраком коварной западни, куда может нечаянного угодить любой человек.

Счастье – чувство преходящее, как дуновение сильного, стремительного зефира, ветра, который прилетает в восточную часть Средиземного моря весной. Ты только поймал его в свои паруса, и твоя лодка мчится по волнам, словно птица, как неожиданно своенравный зефир улетает дальше, на море воцаряется штиль, и тебе приходиться набивать веслами кровавые мозоли, чтобы доплыть до спасительного берега.

Именно так все и случилось с Андреа Гатари. Встреча с наемным убийцей, конечно, сильно его встревожила. Но он вышел победителем из кровопролитной схватки – притом сражаясь с самим «браво»! – и чувствовал себя превосходно.

Конечно, мысль о том, что муж Габриэллы с помощью своих шпионов узнал, кто ее любовник, время от времени колола его, как заноза, но рогоносцев в Венеции хватало, это не было чем-то из ряда вон выходящим, и Андреа решил всего лишь удвоить осторожность, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

И главное – нужно было на некоторое время прекратить встречаться с прелестной Габриэллой. О том, чтобы полностью прервать эту связь, у Андреа даже мысль такая не мелькнула. Требовалось всего лишь успокоить муки ревности ее престарелого муженька, а затем вернуть все на круги своя.

Об этом Андреа и шепнул Габриэлле, когда она пришла в аптеку в очередной раз, рассказав и о наемном убийце.

В отличие от неопытного юноши, который воспринял происшествие у летнего домика как очередное захватывающее приключение, Габриэлла сильно встревожилась. Она хорошо знала мстительный характер мужа и была уверена, что дело одним неудачным покушением на убийство не закончится.

Предложение Андреа на время прекратить свидания она одобрила, хотя и не без внутренней борьбы. Уж больно мил ей стал с некоторых пор юный симпатичный стюард. Но иного выхода не было.

Габриэлла ушла из аптеки с тревожным ощущением надвигающейся беды. И, как это часто бывает у женщин, многие из которых обладают даром предвидения, ее опасения сбылись буквально на следующий день. Лоренцо Тривизани (так звали ее мужа) нанес очередной удар…

День начался, как обычно, – с уборки аптеки. Это входило в обязанности стюарда. Бартоломео, сидя в кресле провизора, с ехидной усмешкой наблюдал за горемычным братом, который метелкой из мягких перьев смахивал пыль из аптечных сосудов.

Для Андреа уборка всегда была сущим наказанием. Его унижало столь примитивное занятие, но отец не позволял домашним рабам заниматься наведением порядка в аптеке.

В какой-то мере Галеаццо был прав – нельзя допускать, чтобы посторонние люди, тем более рабы, имели возможность находиться рядом с лекарствами, многие из которых при неосторожном применении могли не излечить человека, а убить его. Но Андреа от этого легче не становилось.

Конечно, физически он не устал, но, махая метелкой, юноша поневоле нагонял в свою голову дурные мысли, будто его инструмент был орудием какого-то страшного колдуна. Крохотная заноза вдруг превратилась в пику, которая колола прямо в сердце.

«Что-то должно случиться… Что-то страшное…» – Эта мысль билась у него в голове, как пойманная в силки птица. И когда дверь аптеки отворилась рывком и в помещение ввалились sbirri – полицейские ищейки, Андреа понял без лишних слов, что это пришли за ним.

Они накинули ему на голову свои плащи, чтобы никто из прохожих не знал, кого схватили служители Совета десяти, и, несмотря на бурные протесты Бартоломео, покинули дом Галеаццо Гатари.

Десять советников выбирал Большой совет на год, им нельзя было избираться в следующем году, в течение которого проверялись возможные злоупотребления их самих. Также запрещалось присутствие в Совете двух представителей одной семьи. Совет десяти управлялся не единолично, а тремя главами – capi dei dieci. Эти представители назначались на месяц, во время которого не должны были выходить в свет, чтобы не знать слухов и сплетен. Если «черные инквизиторы» вызывали страх и ненависть у жителей Венеции, то Совет десяти был просто невидимым летающим ужасом, который мог явить свой страшный лик любому в любом месте, хоть в личной спальне.

Совет собирался ежедневно, работа в нем не оплачивалась. Взятки и подкуп в Совете карались смертной казнью. Это правило считалось отнюдь не лишним, потому что мздоимство в Венеции было повальным. Каждая должность была источником обогащения. Соперники, оспаривающие какой-то пост, обычно шли в Большой совет с сумками золота. Поэтому от членов Совета десяти требовалась кристальная честность и непредвзятость.

Совет десяти создал превосходную сеть шпионов и тайных агентов не только в Венеции, но и по всей Европе, а также за ее пределами. Совет десяти получил право принимать решения равносильные решениям Большого Совета, что позволяло Венеции быстро реагировать на любые сложные проблемы.

В ведении Совета десяти находились допросы и тюрьмы. Именно он рассматривал поступающую от анонимных осведомителей информацию, которая опускалась в «львиные пасти» – урны для доносов, на которых было написано: «Тайные обвинения против любого, кто скрывает милости или услуги, или тайно сговорился, чтобы утаить истинный доход». Совет десяти был совершенно закрытым и самостоятельным органом; он не отчитывался даже перед специальными прокурорами, и приобрел славу неумолимого судьи над всеми жителями Венеции. Членами Совета десяти становились обычно представители самых богатых и знатных венецианских родов.

У Андреа словно отнялся язык. Он шел, машинально переставляя ноги, но почему-то считал шаги. Юноша был уверен, что его ведут в тюрьму, но вот в какую именно, он пытался вычислить по расстоянию от аптеки – город Андреа мог пройти с закрытыми глазами, тем более что ему часто приходилось бродить по нему в сплошной темноте, возвращаясь домой от очередной любовницы.

Тюрем в Венеции было несколько. Но главными и самыми страшными считались три – Пьомби, Поцци и Карчери. Тюрьму Карчери строил архитектор Антонио да Понте сто лет назад, и стояла она на набережной Скьявони, рядом с каналом Рио де Палаццо.