Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это. Просто. Полный. Отстой.
– Надо же, – замечает он, пока я пытаюсь прожечь его насквозь злобным взглядом. – Это напоминает мне о множестве тех случаев, когда ты держала меня в плену. К несчастью для тебя, Лази, тебе не хватит сил, чтобы освободиться самой.
– Не называй меня так, – цежу сквозь зубы.
– Так ты предпочитаешь кисмет? – Смерть бросает взгляд на мои губы. Что-то часто он на них посматривает в последнее время. Несмотря на то, что я до безумия зла на всадника, а он наверняка обижен, я все равно чувствую, что он хотел бы меня поцеловать. – Ты, кажется, ничего не имеешь против этого имени.
Я зло гляжу на него исподлобья.
– Когда я выпутаюсь из этих веревок, ты горько пожалеешь.
– Возможно. А возможно, нет. – Он вскользь касается моей щеки и выпрямляется. – Как бы то ни было, я скоро вернусь. Мне… не терпится вернуться, чтобы быть рядом с тобой.
Громко топая тяжелыми сапогами, Смерть идет к двери.
Я судорожно дергаюсь в своих путах.
– Танатос, ты не можешь так поступить.
Он меня игнорирует.
– Куда хоть ты собрался? – взываю я.
Он останавливается, и лучи утреннего солнца, бьющие в оконный проем, окружают его светящимся ореолом. Даже противно, до чего он хорош – ну просто небесная красота. Зато от выразительного взгляда, брошенного на меня, у меня кровь стынет в жилах.
– Я должен работать, Лазария. Думается, тебе об этом известно?
Осознав, в чем, собственно, заключается его план, я замираю: он собрался всюду таскать меня с собой – и сажать в клетку на то время, пока сам будет беспрепятственно разрушать мир.
Кровь отливает от моего лица.
– Смерть, – выдыхаю я, – пожалуйста, не делай этого. – Вот до чего я докатилась, приходится умолять его. Бессмысленно, бессильно умолять. – Ты и так уже разрушил очень много.
– До скорой встречи, кисмет, – звучит в ответ. И с этим он исчезает, только скрипит, закрываясь, дверь.
Черт, черт, черт!
Надо выбираться отсюда скорее.
Глава 24
Ненавижу этого сукина сына.
В сотый раз я пытаюсь разорвать веревку – без толку. Руки так крепко связаны за спиной, что я никак не могу развязать узел на ножке кресла. Я, конечно, пыталась. А еще пробовала подтянуть эту громадину к выходу. В результате кресло перевернулось, накрыв меня и больно стукнув, а я впала в панику, припомнив, как оказалась в той страшной западне.
Так что теперь, хотя мне и удалось выбраться из-под кресла, я решила прекратить борьбу, хотя бы до возвращения Смерти. А потом я с радостью наброшусь на него.
От голода у меня болят все внутренности, и я чувствую, что готова отказаться от любых радостей и наслаждений навсегда – о’кей, хотя бы на месяц – за полный стакан холодной воды.
Хорошо еще, что в туалет не хочется. В этом, пожалуй, единственный плюс долгих периодов без еды и питья.
В изнеможении и отчаянии я прислоняюсь головой к заплесневелому креслу.
Вдалеке стучат копыта.
Я замираю, только сердце скачет в такт цокоту.
Уже возвращается.
Черт, быстро он. Сколько времени прошло? Час? Два? И за это время был уничтожен целый город. В моих венах кипит праведный гнев, словно яд.
Как только с меня снимут веревки, я задушу его голыми руками, этого ублюдка.
Навострив уши, я прислушиваюсь, ожидая приближения Смерти.
Цокот замирает в отдалении, а потом раздается треск – это изгородь, возведенная Танатосом вокруг дома. Снова стучат копыта; конь галопом приближается к входу.
Слышу, как Смерть спешивается, как бряцают на нем доспехи.
«Мне не терпится вернуться и быть рядом с тобой».
У меня все внутри сжимается.
– Тук-тук, отзовись, поганец, – раздается из-за двери чей-то низкий голос.
И этот голос определенно не принадлежит Танатосу.
У меня перехватывает дыхание.
Вот так дерьмо.
БА-БАХ!
От сильнейшего удара дверь прогибается, так что петли буквально вскрикивают, дерево расщепляется, а я морщусь. Тот, за дверью, снова пинает створку, и она отлетает, падая с глухим стуком на пол.
И вот он появляется в дверном проеме – и мне кажется, что я вижу кошмар.
Это другой всадник.
Глава 25
Я молча таращусь на закованное в броню создание, сжимающее в руке серп.
Всадник окидывает взглядом темную комнату и через долю секунды замечает меня.
– А ты кто такая? – изумленно интересуется он.
Та, кому очень-очень хочется оказаться не здесь, а где-нибудь в другом месте.
При виде этого типа – и его серпа – я реально издаю тихий писк. Неважно, что на самом деле я не могу умереть, сейчас мне страшно за мою жизнь.
Соберись, Лазария, тебе уже приходилось встречаться с всадниками.
Чтобы хоть как-то успокоить расшатавшиеся нервы, я несколько раз неглубоко вдыхаю.
– Как сказать. – Я изо всех сил стараюсь, чтобы голос звучал твердо. – А ты кто такой?
Хотя бейджик с именем ему, признаться, не нужен, и так все очевидно.
Всадник щурится и делает несколько шагов вперед, а меч в ножнах у него на боку при этом качается.
Я замираю – не представляю, в каких отношениях этот всадник со Смертью. Существует масса всяческих причин, по которым этому типу может прийти в голову ранить меня или сделать еще какую-либо гадость. Все в нем, даже походка, так и вопит о склонности к насилию.
Боже правый, мне трудно представить себе, что все четыре этих мерзавца околачиваются где-то в округе.
– Ты женщина Смерти? – любопытствует он.
Я поднимаю брови. Женщина Смерти? Вот уж нет.
– Я его пленница. – И, повернув голову, я выразительно показываю глазами на веревки, которыми связана.
Он ухмыляется, как будто находит само это слово забавным.
Чем дольше он на меня смотрит, тем шире его рот растягивается в улыбке и тем ярче горят глаза.
Сейчас меня зарежут и оставят умирать.
– И все же ты его женщина, не так ли? – Вопрос звучит весело, чуть ли не игриво.
Гляжу на него скептически.
– Если ты имел в виду жертву похищения, тогда да. А все остальное – нет.
С какого перепуга он обсуждает со мной мои отношения со Смертью?
– Что, уже пробовала его убить? – задает всадник новый вопрос.
У меня глаза лезут на лоб.
– Что ты от меня хочешь? – спрашиваю теперь уже я. Чертов Танатос, оставил меня тут одну и совершенно беззащитную.
– Просто ответь на мой вопрос.
– Да пожалуйста, – рявкаю я. – Было дело.
Всадник внимательно осматривает меня. В