тусклом свете кажется, что его медные доспехи и волосы цвета карамели светятся.

– И ты по-настоящему его убивала?

– Его нельзя убить, – фыркаю я.

– Не навсегда, – соглашается всадник. – Но прерывала ли ты жизнь моего брата на время?

Его глаза так пылают, что я отворачиваюсь.

– Да, – выплевываю я ответ.

И еще несколько долгих минут чувствую на себе его изматывающий, нервирующий взгляд. Я все так же не понимаю, чего он хочет, но по мере нашего общения мой страх постепенно убывает.

Он медленно делает в мою сторону шаг, другой, изучает положение, в котором я нахожусь.

– И теперь ты здесь, связанная, беспомощная и целиком во власти моего братца? – уточняет он. – Ты почти наверняка его женщина.

Я скриплю зубами.

– Нет, это не так.

– Это так, – не отступает он, и я понимаю, что упрямство, видимо, их семейная черта. – Хм… – Всадник все еще рассматривает меня. – Твое присутствие меняет положение дел. – А в глазах у него расчетливый блеск.

Подняв голову, я отвечаю на его взгляд.

– Если ты собрался меня убить, будешь разочарован.

От меня не так-то просто избавиться.

– Убить тебя? – Он изумляется так, как будто не может поверить услышанному. – Женщина, мы хотим дать тебе волю.

– Мы? – слабым голосом переспрашиваю я.

Забываю о том, что я не умираю, так как слова этого всадника… заставляют меня занервничать уже совершенно по-новому.

А всадник преодолевает, наконец, последнее расстояние между нами. Присев на корточки, он заносит серп.

– Не думаешь же ты, что я пришел сюда один-одинешенек?

Я молча округляю глаза, чувствуя, как кишки в животе завязываются в тугой узел.

– Все остальные всадники тоже с тобой? – Я пытаюсь посмотреть поверх его плеча.

В открытую дверь мне видно только, что погода совсем испортилась – все небо заволокли темные зловещие тучи.

– Ну, не все, – признает пришелец, когда по крыше начинают стучать первые капли дождя. – Нам пока очень не хватает нашего дражайшего Смерти. Но я уверен, что, раз уж ты здесь, он вскоре вернется. Не мог же он упаковать тебя, как подарочек, да и бросить.

Я недоуменно хмурю лоб, разглядывая пронзительные зеленые глаза и острые черты.

– Который же ты из всадников? – спрашиваю.

– Наименее приятный, не считая Смерти, конечно.

Я продолжаю буравить его глазами, ожидая нормального ответа.

Он вздыхает.

– Ох уж эти люди, – бормочет еле слышно. – Голод. Я Голод, также известный как Жнец.

– Неужели ни у одного из всадников нет нормальных, симпатичных имен? Типа Фрэнк или Луис? Мне кажется, Луиса я бы не так боялась.

Голод весело хмыкает.

– Я уже вижу, что с Мором вы реально поладите.

Сузив глаза в щелки, я гляжу на него с подозрением.

– Это еще почему?

– О, сама увидишь.

Я еще секунду-другую смотрю на всадника, а он мерит меня оценивающим взглядом.

– Ну? – не выдерживаю я.

– Что ну?

– Раз уж ты собираешься дать мне волю, неплохо бы для начала развязать веревки, – и я дергаю свои узы.

Помрачнев, Голод тянется за висящим на его боку мечом. С каждой минутой дождь грохочет по крыше все сильнее, но даже несмотря на бушующую грозу мне удается расслышать отдаленный стук копыт.

Инстинктивно напрягаюсь.

– Ты можешь расслабиться, – замечает Голод, – это не твой ухажер.

– Смерть мне не ухажер! – огрызаюсь я, ежась, потому что сквозь многочисленные щели в крыше на нас начинает капать дождь.

Жнец сверкает своей чертовой улыбкой.

– Как скажешь, куколка.

Я злобно гляжу на него. Сейчас я, пожалуй, не возражала бы, чтобы Танатос как следует отлупил своего братца.

– Откуда тебе знать, что это не Смерть скачет сюда во весь опор? – с интересом спрашиваю я, пока Голод рассекает связывающие меня веревки.

– Я его чувствую, – просто отвечает он.

Узы падают на пол, и я, вздыхая от облегчения, растираю запястья.

– Ага, потому-то ты и ломился сюда, уверенный, что Смерть тут внутри. Конечно, ты же его чувствовал, – скептически хмыкаю я. – Всадника, которого здесь не было.

– Я чувствую его, когда он на земле, – вызывающе припечатывает Жнец. – Он был здесь прошлой ночью и сегодня рано утром. Я не обязан объяснять все это тебе, какому-то человеческому отродью.

В бешенстве я сверлю его взглядом. Все мои страхи испарились, уступив место раздражению. Сильному, сильнейшему раздражению.

Копыта грохочут все ближе, громче, и на миг они отвлекают меня.

– Это должны быть два других моих брата, – снисходит Голод до пояснения.

– Их ты тоже почувствовал? – Я смотрю на него как на придурка.

Он мрачнеет еще сильнее.

– Ну вот, только-только мне начали нравиться люди, и тут я оказываюсь здесь и встречаю тебя.

– Чертовски взаимно.

Во дворе топот стихает. Я слышу, как низкий мужской голос что-то негромко произносит, а второй отвечает ему куда громче.

Я встаю, как раз когда в дверной проем протискиваются две громадные мужские фигуры, с которых ручьями течет вода. Очередные всадники.

У меня снова бешено колотится сердце, инстинкты вопят, что пора бы бежать отсюда.

Они здесь не для того, чтобы мне вредить. Они здесь не для того, чтобы мне вредить, – повторяю про себя.

По крайней мере, я очень на это надеюсь. Голод до сих пор так и не объяснил, зачем они сюда явились.

Один из новеньких несет на плече лук и колчан, у другого к спине приторочен гигантский меч. Их взгляды мельком задерживаются на мне и Голоде и продолжают шарить по комнате – они явно ищут Смерть.

В конец концов я все же удостаиваюсь их внимания.

– Это шутка, Голод? – спрашивает старший из двоих, чьи светлые волосы отливают бледным серебром. В отличие от Жнеца, он одет не в доспехи, как и второй мужчина рядом с ним.

– Хорошо же тебе удалось выследить Танатоса, – добавляет темноволосый, и я едва сдерживаюсь, чтобы не хихикнуть. Кажется, я здесь не единственная, кому нравится подкалывать Жнеца.

Голод выходит вперед и становится передо мной.

– Я нашел кое-что получше, чем наш брат, – я обнаружил его пару.

Глава 26

Пару?

Какого хрена?

Острые взгляды Мора и Войны теперь устремлены на меня.

А мой, враждебный – на Голода.

– Ничья я не пара. – Это звучит ужасно злобно. – В последнее время Смерть – мой враг.

– Что заставило тебя думать, что она его подружка, брат? – Темноволосый игнорирует мой выплеск.

Его фразочка заставляет меня скрипнуть зубами. Неужели все эти неандертальцы рассуждают одинаково?

Блондинистый всадник, подойдя ближе, с любопытством рассматривает меня. Он кажется чуточку менее устрашающим, чем остальные, но только из-за морщинок в уголках глаз – те явно от смеха, а смешливого человека бояться трудно.

– Я