мы уверены. Все мы — мужчины и женщины — должны следовать одним и тем же критериям научной обоснованности. Намеки Харауэй на то, что приматологи искусственно создают данные, возмутительны. Она явно намекает на подтасовку фактов! Это абсолютно противоречит тому, что мы делаем. Данные собираются, а не создаются.

Показательно, что самая цитируемая работа в нашей области знания принадлежит перу американского эколога и приматолога Жанны Альтманн, в которой она предлагает стандартизированные методы наблюдения за поведением. Для начала мы даем имя каждому животному и учимся отличать его от других, что в случае стаи из ста павианов может занять несколько месяцев. Дальше мы следуем за ними день за днем, чтобы задокументировать их поведение в разных обстоятельствах. В прежние годы мы делали записи карандашом на бумаге, в наше время используем цифровые устройства. Все кодируется, подсчитывается, сводится в таблицы и отображается в виде графиков, чтобы другие могли самостоятельно оценить, насколько обоснованны наши выводы. Для того чтобы прочесть типичную запись в журнале, требуется знание математики и статистики[150].

Покойный американский приматолог Элисон Джолли, всеми любимая, примиряющая всех в нашем сообществе, очень старалась найти положительную сторону в работе Харауэй. В конце концов ее, как и других, вывело из себя смутное предположение, что дикие приматы подобны чистому листу, на который можно спроецировать наши предубеждения. В своей книге «Наследие Люси» (Lucy's Legacy) Джолли рассказывает о встрече женщин-приматологов в Бразилии по этому поводу. Все участницы согласились, что наука продвигается вперед через обнаружение неожиданных новых фактов (например, что человекообразные обезьяны изготавливают орудия труда, что самцы и самки павианов могут дружить между собой или что у бонобо женские особи доминируют над мужскими) и через последующие баталии со скептиками, поскольку новые утверждения неизбежно вызывают недоверие:

Каждый ученый, работающий в полевых условиях, заявлял, что совершать самые известные открытия нас вынуждали сами обезьяны. Собственно, многие из нас поначалу не принимали того, что видели, поскольку это противоречило имеющимся представлениям. Без сомнения, сочетание гендера, финансирования, семейной и национальной истории привело нас в эту область науки и подготовило наше сознание к переменам в восприятии, но мы все равно увидели нечто новое. И разумеется, это новое сделало нас знаменитыми, поскольку удивило не только нас, но и других[151].

Однажды кто-нибудь напишет историю нашей научной дисциплины без неуместного внимания к гендеру исследователя. Приматология на данный момент — одна из немногих областей науки, действительно предоставляющая равные возможности[152]. Я верю, что волна поддержки женщин расширила наши горизонты, но не поменяла в корне принципы научной деятельности. Мы по-прежнему следуем основным правилам допустимых свидетельств и настаиваем на использовании доказанных фактов и статистического анализа.

Отряд приматов включает более двухсот видов обезьян, и жаль, что на ранних этапах приматологии так много внимания было сосредоточено на павианах. Эти обезьяны не очень хорошо подходят для исследования гендерных параллелей с нашим биологическим видом. Известный эксперт по павианам Ширли Страм признает эти ограничения. Хотя ее первая научно-популярная книга о павианах называлась «Почти люди» (Almost Human), сейчас Страм делает упор на многочисленные отличия между нами и этими обезьянами[153].

Наблюдения за павианами легли в основу мифа о том, что патриархат естественен и что самцы-мачо составляют ядро общества, но теперь мы знаем, что это не так даже у павианов и уж тем более у большинства других приматов, на которых распространялась эта идея. К счастью, наука ушла далеко вперед от этого искаженного представления, также оставив в прошлом расхожую мысль, будто человеческая природа по своей сути отвратительна, жестока и эгоистична. С годами наше видение эволюции общества радикально изменилось. Теперь мы делаем, по крайней мере, не меньший упор на взаимодействии, чем на соперничестве.

Когда одна из первых сторонников этих изменений, Мэри Миджли, была в авангарде, я еще болтался где-то посередине. Мы с Миджли от души смеялись, вспоминая наши ожесточенные споры, когда я недавно навестил ее в доме престарелых в Ньюкасле (Англия). Хотя ей было уже девяносто восемь лет, она настояла на том, чтобы приготовить мне чай, тогда как я мог только отдавать дань уважения делу всей ее жизни.

Через год она скончалась.

5. Сестринство у бонобо. Еще раз о забытой обезьяне

Мы идем по песчаной дорожке вокруг огромного заповедника, а по ту сторону ограды нас сопровождает самец бонобо. Шерсть дыбом, он тащит за собой ветку, пробегая мимо нас. Затем возвращается и повторяет то же самое. И так снова и снова. Когда бонобо тащит предмет по земле, это значит — он рисуется, поскольку создаваемый им шум делает его демонстрацию еще заметнее. Этот самец ведет себя так, поскольку мой проводник по «Лола-йа-бонобо» («Рай для бонобо» на языке лингала) — это основательница заповедника, бельгийская защитница природы Клодин Андре[154]. Она знает его, он — ее. Большинство местных бонобо выросли на руках Клодин. Кроме того, здесь же с ними и я. С одной стороны — мужчина, с другой — незнакомец, что делает меня соперником.

Когда мы подходим к следующему вольеру, ветку начинает тащить уже самец из другой группы. В этих вольерах много деревьев и другой растительности, к тому же они просторные (самый большой занимает не менее 16 гектаров), так что ни у кого из бонобо нет причин гулять с нами. У них достаточно места. Судя по тому, что самцы патрулируют границы вольеров, это территориальные животные. Когда группы бонобо встречаются в дикой природе, самцы одной из групп начинают преследовать соседских самцов. Но, поскольку такие встречи обычно инициируют самки, которым хочется пообщаться и заняться грумингом с соседями, мужское соперничество никогда не доходит до такого уровня жестокости, который наблюдается у шимпанзе. Шимпанзе убивают своих врагов, в то время как драки бонобо в худшем случае оканчиваются царапинами[155].

Демонстрация самца с веткой резко обрывается, как только он видит самку в соседнем вольере. Она ходит с сильно распухшими сзади гениталиями, типичными для ее биологического вида. Обычно в таком состоянии самка двигается беззаботно, будто не замечая взглядов самцов, прикованных к ее заду. Тем не менее она останавливается за ограждением и дергает своим розовым надувным шариком, отчего он трясется словно пудинг. При этом смотрит самцу прямо в глаза, будто спрашивая: «И как тебе это?»

Неудивительно, что бонобо в заповеднике «Лола» научились преодолевать ограждения под током между вольерами. Один самец переходит из одной группы в другую так часто, что никто уже не в