— Тебе нужно постричься, — неожиданно сказала она.

— Прямо сейчас? — засмеялся Марк.

— Можно подождать до утра.

— Если я постригусь, ты будешь больше меня любить?

— Невозможно любить тебя больше, чем сейчас.

— Выпей снотворное, кара. Я не хочу, чтобы что-то тебятерзало Завтра будешь как новенькая.

— Ну хорошо, — наконец-то согласиласьОльга. — Давай свои таблетки.

— Не таблетки, а таблетку. Одной будет вполне достаточно.

Она выпила розоватую овальную таблетку, протянутую Марком, ивытянулась на кровати.

— Закрывай глазки, кара! — Марк поцеловал ее:сначала в один глаз, а потом во второй…

— Прости меня, пожалуйста…

— Глупенькая!..

— Ты никуда не уйдешь?

— Куда же я могу уйти от своей жены? Я здесь. — Онподнялся с кровати и направился к столику с компьютером.

— Марк! — укоризненно сказала Ольга.

— Я немного поработаю, кара.

— Нет, пожалуйста… Побудь со мной, пока я не засну.

— Хорошо.

Марк снова прилег рядом с ней на кровать, обнял ее, и вкольце его рук Ольга сразу успокоилась, ночной кошмар отступил, съежился, онбольше не имел на нее прав. Все будет хорошо, кара, все будет хорошо…

* * *

Когда она открыла глаза. Марка в комнате не было.

По деревянным стенам бродили тени от сосен: солнце быловысоко, во всяком случае, сейчас никак не меньше полудня.

Ольга села в кровати.

На подушке, еще хранившей вмятину от головы Марка, лежалазаписка: «КАРА, С ДОБРЫМ УТРОМ! НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ СНИЛИСЬ ХОРОШИЕ СНЫ. ЕСЛИ ТЫПРОСНЕШЬСЯ ДО ДВЕНАДЦАТИ — ЖДУ ТЕБЯ В БАРЕ… ЕСЛИ ПОЗЖЕ — ПОДНИМАЙСЯ НАВЧЕРАШНЮЮ ТРАССУ. КРАСНЫЙ С БЕЛЫМ КОСТЮМ — МОЙ, ТЫ МЕНЯ НИ С КЕМ НЕ СПУТАЕШЬ.ЦЕЛУЮ, ТВОЙ МАРК».

Ольга потянулась к часам, лежащим на тумбочке.

Так и есть. Начало второго. Она безнадежно проспала.

Во рту ощущалась странная сухость, голову как будтопокалывали иголки: впрочем, это состояние нельзя было назвать неприятным.Скорее неудобным. Неожиданно для себя она рассердилась на Марка: ушел, оставилее в гордом одиночестве. Хотя, с другой стороны, он вовсе не обязан тратитьтакой солнечный день на посиделки возле одра спящей жены.

Она прошлась по комнате и вдруг ощутила странную слабость вколенях: возможно, еще сказывается действие снотворного, ведь она никогда вжизни не принимала ничего подобного.

Ольга приняла душ, но ни слабость, ни сухость во рту непрошли. «Никогда больше не пойду на поводу у Марка», — дала она слово себесамой, разглядывая в затуманившемся от пара зеркале красавицу-полукровку ОльгуКрасинскую с иссиня-черным водопадом волос. Выглядит она ничего себе, толькочуть бледнее обычного. И с возрастом стала еще больше похожа на мать.

Ольга вздохнула и коснулась рукой собственного отражения:что-то она часто стала думать о Манане в последнее время. Это странно.

Пузырек со снотворным стоял на узкой полке под зеркалом,рядом с зубными щетками, пастой и бритвенным станком Марка. Ольга взяла его вруки, повертела и поднесла к глазам: НИТРАЗЕПАМ.

Название, которое ни о чем ей не говорит.

Интересно, принимала ли подобную укрощающую кошмары гадостьМанана? Ведь незадолго до смерти она начала страдать бессонницей… Так, покрайней мере, рассказывал отец.

Манана, Манана.

Мама, теперь!… Сегодня, когда

Твои непорочные кости в муку

превратились,

Которую негде уже замесить

Даже лакомке нежной — Любви!

Ну, конечно же, шаги Командора. Сесар Вальехо, самое времяему появиться.

Самое время заняться переводами, если так безнадежноиспорчен день. Тем более что сроки поджимают, в издательстве на нее и таксмотрят косо: богатенькая жена богатенького мужа, занимающаяся переводамитолько от нечего делать.

В полубогемных кругах, в которых она — с легкой руки Инки —вращалась в студенческие годы, это называлось: из любви к искусству. Ониспециально сунули ей Вальехо, самого яростного и самого бедного. И он сделалто, что обычно проделывал с безмозглыми рефлексирующими стрекозами типаОльги, — затянул их в свой омут, вот и все.

Она включила «ноутбук»: Марк был так добр, что позволил ейзабить голову своей обожаемой машины легкомысленно-гуманитарным файлом«Passion». Этот файл принадлежал Ольге, и в нем были все подстрочники Вальехо.

Ого, оказывается, Марк уже получил несколько сообщений!

Интересно, читал он их или нет?

Ольга раскрыла свой файл и несколько минут молча созерцаласделанные еще в Москве обрывки подстрочников:

«…верь трупу — не живому, злодейству — не злодею…», «…ипусть мне ни о чем не говорят, коль человек прекрасно убивает…», «…и есликогда-нибудь рядом с убийцей пройдет неотступно великий и добрый…», "Умрув Париже, в сумеречный день, который я уже припоминаю…….

Боже мой, боже мой…

«Умерла в моем револьвере моя мать, в кулаке моем — сестрамоя, брат мой — в моем кровавом нутре, — трое, связанных родствомпечальней печального, в августе идущих чредою лет…» <Переводы Ю. Мориц, Э.Гольдернесса, А. Гелескула.>.

Боже мой, почему же раньше она не замечала, как мраченВальехо, какие змеиные мысли теснятся в его давно умершей голове. Марк прав,прав, прав, зарифмовывать слова «убийство» и «смерть» — слишком непосильная длянее ноша…

Нет. Не сегодня. Нет.

В конце концов, можно вообще отказаться от этой работы. Уйтив компанию к Марку и отцу, они давно зовут ее в отдел по внешним связям. Онакрасива, на выставке бизнес-леди вполне может получить парочку медалей заэкстерьер.

Ольга улыбнулась своим собственным мыслям.

Парочка медалей за экстерьер — это неплохо. Выключивкомпьютер, она сняла телефонную трубку и попыталась дозвониться до номера Инки.

Длинные гудки.

Ну, конечно, ничего другого ожидать не приходится: ее подруганаверняка рассекает хорошо утрамбованный снег и сражает наповал зазевавшихсягорнолыжников. Может быть, имеет смысл к ней присоединиться. Так она ипоступит.

Ночной кошмар при дневном свете съежился, потускнел ииспустил последний вздох. Ольге даже стало стыдно за без, образную сцену:бедный Марк, по самые гланды загруженный работой, должен выслушивать и еепраздные страхи. Решено: сейчас она соберется и отправится на поискикрасно-белого костюма мужа. В полном соответствии с запиской. Тем более что всенеприятные утренние симптомы прошли.