… Сегодня я едва не поцеловал Ее.

Никто никогда не узнает, чего мне это стоило — НЕПОЦЕЛОВАТЬ.

Ей хотелось этого, я видел. Ей так хотелось этого. Если Онадо сих пор не изменяла мужу, то теперь готова изменить. Странно, что такаякрасивая женщина никогда не изменяла мужу.

Мы едва знакомы, но это ничего не значит. Ни для Нее, ни дляменя.

Никогда еще ни одна женщина так не волновала меня. Этоплохо. Все те, кого я встречал, были самыми обыкновенными, жаждущими удовольствий самками. Они приезжают сюда именно за этим: чтобы хотя бы нанесколько дней стать тем, кем они на самом деле являются, — самками. Онисбрасывают меховые шкурки деловых женщин, добропорядочных матерей, домохозяек,журналисток, любительниц классической музыки, «мыльных опер» и актера Робертаде Ниро. И остаются самками, прикрытыми только собственной кожей.

Она не такая.

Она не такая, хотя очень хочет казаться такой.

Непонятно, что делать с телом дурачка Васи. Тащить его впещеру бессмысленно, он не интересует меня как модель. Он вносит диссонанс вобщий замысел. Он случайный человек, а в замысле не должно быть ничегослучайного. Я оставил его тело в самом людном месте: только так можно бытьуверенным, что его никто и никогда не найдет. Хотя я сомневаюсь, что кто-тостанет его искать. Разве что этот вечно больной и вечно пьяный секьюрити.Жалкий тип. Слишком толстый и слишком старый, чтобы что-то заподозрить. Я так ивижу его заплывшие жиром мозги, которые трясутся в позвоночном столбе.

Какому идиоту пришла в голову мысль нанять для охраны именноэтого человека ?

Я разговаривал с ним, и он спросил меня о Васе. В этом небыло ничего особенного, хотя его настойчивость насторожила меня. Но она неимеет никакого значения, она никуда его не приведет. Он любит водку, и этохорошо. Тот, кто любит водку, не может любить ничего другого.

Мне опять попалась на глаза астигматичка. Она разговаривалас женщиной, которая так необходима мне. Астигматичка производит на Неетягостное впечатление, я вижу. Я не хочу, чтобы Она расстраивалась.

Я хочу, чтобы Она оставалась спокойной до самого конца.

Нужно проявлять такт и постараться приручить Ее к себе.

Чего бы мне это ни стоило. Она ничего не должна заподозрить.

В ситуации «или — или» без колебаний выбирай смерть.

Это нетрудно.

Ямамото Цунэтомо. «Хцгакурэ»

Ольга проснулась среди ночи, обливаясь холодным потом.

Где-то далеко, на самом краю Вселенной, спал Марк. Как втумане Ольга видела его спокойное лицо. Он, как всегда, был красив и деликатен,как будто даже во сне не переставал следить за собой: никакого приоткрытого вхрапе рта, никаких спутанных волос, все предельно аккуратно, как на заседаниисовета директоров.

Простыня сбилась, вся подушка была влажной, такой жевлажной, как и тело Ольги. Она зажала рот рукой, чтобы не закричать. Кошмар,приснившийся ей, был таким явственным, таким реальным, так долго не хотелотпускать ее…

— Марк, — слабо позвала Ольга, — Марк…

Но ее голос затерялся на стылом плато кровати, в складкаходеяла, он так и не дошел до спящего Марка, а протянуть к нему руку и коснутьсябезмятежного лица не было никаких сил.

Казалось, этот сон будет длиться вечно: он медленно убивалОльгу, высасывал жизнь по капле, оставляя лишь пустую оболочку: лед, лед, лед…Слишком много льда, сдавившего ее со всех сторон. Она была закована в лед, онаоказалась его пленницей. Сквозь слюдяную поверхность проступали лица — никогдав жизни она не видела этих лиц: они дробились, накладывались друг на друга, такчто невозможно было определить, кому они принадлежат — мужчине, женщине,ребенку…

Глазницы, раздавленные ужасом, глубоко запавшие рты,срезанные подбородки — это было невыносимо. Лишь однажды ей показалось, что онаувидела что-то знакомое — тихая улыбка, нежный абрис губ.

Манана.

Что ты здесь делаешь, Манана? Забери меня отсюда, Манана! Ябуду хорошей девочкой, только забери меня отсюда!..

Но ее немой вопль даже во сне испугал кроткую Манану —улыбка превратилась в гримасу, белая кожа потемнела и пошла пигментнымипятнами. Нет, это не Манана. Это та самая цыганка из аэропорта. Она что-тоговорила ей, слова разбивались о неприступность льда и не доходили до Ольги.

Я не слышу, не слышу, не слышу…

Кажется, цыганка поняла.

Ее рот, отделившись от лица, приблизился к Ольге: теперь онамогла разглядеть губы цыганки, покрытые трещинами и язвами. Предоставленные самисебе губы коснулись поверхности ледяного панциря, в который была закованаОльга, — и сразу же прожгли в нем дыру. Они извивались, как мучные черви,они пугали Ольгу своей артикуляцией.

УЕЗЖАЙ ОТСЮДА. ИНА ЧЕ ТЫ УМРЕШЬ.

УЕЗЖАЙ…

От губ пахнуло таким смрадом, что Ольга закричала.

И проснулась.

Несколько минут она лежала, обессиленная, царапая ногтямипростыню, стараясь избавиться от наваждения. Не так-то просто, не так-топросто, не так-то просто… На нее снова навалилась нестерпимая тоска — кактогда, в ледяном городке, когда она не могла найти выхода. Она не можетоставаться одна, она с ума сойдет…

А может быть, она уже сходит с ума, спускается в ад повыдолбленным во льду ступеням?.. Ольге стало так страшно, что, собрав остаткисил, она закричала:

— Марк!

Наконец-то он проснулся и увидел ее: жалкую, скрюченную, сприлипшими ко лбу влажными волосами.

— Что с тобой, кара! — Марк метнулся к ней и сгребее в охапку.

Но даже его тело, спокойное и прохладное, не принесло ейуспокоения: вцепившись в гладкие плечи Марка, она разрыдалась.

— Ну, успокойся, успокойся… Я с тобой. Я с тобой, кара,слышишь?

— Сон! — сквозь рыдания, путаясь и сбиваясь, онарассказала ему о ночном кошмаре.

И, странное дело, проговоренный вслух, он вдругматериализовался, как будто Ольга, сама того не ведая, выпустила джинна избутылки. Осколки льда сверкали в темных углах комнаты, они горели в каминномогне — горели и не могли сгореть: языки пламени лизали их, но были так жебеспомощны, как и сама Ольга.

Не нужно было ничего говорить Марку. Хотя бы до утра.

Нет, до полудня: никому нельзя рассказывать свой сон дополудня, иначе он сбудется… Но как, как он может сбыться?

И о чем хотела предупредить ее цыганка?

Ольге пришлось рассказать Марку о дикой сцене в аэропорту, иэто по-настоящему задело его. Не испугало, нет, и не вызвало ироническуюреакцию здравомыслящего человека, а именно задело. Он был явно обеспокоен. Итолько спустя несколько минут Ольга поняла причину этого беспокойства.