— Тебе нужно отдохнуть, — сказал он.

— Только не здесь. Давай уедем отсюда. Я не хочу здесьоставаться…

Марк поцеловал ее в лоб: он всегда был практичным иуравновешенным человеком.

— Это просто глупо, кара… Уезжать отсюда, когда мытолько что приехали! Здесь потрясающее место, тебе же самой понравилось. Тысама мне говорила. Говорила или нет?

— Да… Ноя боюсь.

— Уехать только потому, что тебе приснился какой-токошмар? Не будь ребенком.

— Ты не понимаешь. Мне никогда не снились кошмары.

Ольге действительно никогда не снились кошмары. Все ее сны,отливавшие мягким ровным светом, были полны рассудительности и покоя. В своихснах она никогда не летала, не пряталась от погони; сны продолжали еесобственную жизнь, лишенную потрясений.

— Мне никогда не снились кошмары, ты понимаешь?

— Надо же когда-нибудь начинать, — в голосе Маркавдруг послышалось незнакомое ей раздражение, даже губы жестко сомкнулись.

— Что? Что ты сказал?

— Ничего. — Марк сразу же осекся, плечи егоопали. — Просто… Каждому хоть раз в жизни снились кошмары. Но это не поводдля паники, кара.

— Я хочу уехать. Я чувствую, что должно случитьсячто-то плохое.

Ольга вдруг замерла. Она явственно вспомнила, как начиналисьдепрессии Мананы: ее мать забивалась в дальний уголок спальни, между кроватью исентиментальным японским торшером, и говорила именно это: «Я чувствую, чтодолжно случиться что-то плохое». Ольге вдруг стало страшно — точно так же, какв этом ее ледяном сне.

— Ничего не случится, кара. Ведь я же с тобой.

— Обними меня, — жалобно попросила Ольга.

Его не пришлось просить дважды: он крепко прижал Ольгу ксебе, и, защищенная его руками, его грудью, его подбородком, Ольга началамедленно приходить в себя. Конечно же, пока Марк с ней — ничего не случится.Как она могла даже в мыслях пытаться флиртовать с его братом? Вот он, рядом, еемуж, который никогда не предаст и никогда не оставит…

— Ты не оставишь меня?

— Как ты могла такое подумать? Я с тобой. Я всегда будус тобой. Тебе нужно просто успокоиться, отдохнуть, поспать…

Я всегда говорил, что эти переводы не доведут тебя до добра.

— А при чем здесь переводы?

— Ты тратишь на них много сил. И вообще…

— Что — «вообще»?

— Не нравится мне этот твой божок Сесар Вальехо.Мрачная личность. От таких откровений у кого угодно крыша поедет. А не то что…

У кого угодно крыша поедет, а не то что у тебя. Вот чтохотел сказать Марк. Ты — даже не тема для разговоров. Когда-то, в самом началеих отношений, она рассказала ему о Манане, она не хотела, чтобы он узнал этузатянувшуюся хрупким ледком покоя страшную тайну от кого-то другого. Откого-то, кто бросит вскользь, за теннисной партией, постукивая по пяткеракеткой «Адидас»: «А ты знаешь, Марик, что мать твоей жены была сумасшедшей ипокончила с собой?»

И он оказался на высоте, он все воспринял спокойно. Никогдабольше они не возвращались к этому разговору, но, оказывается, Марк не забылего. И все два с половиной года семейной идиллии он следил за собой. Он следил,чтобы с его губ не сорвалась фраза, подобная этой.

Нет, Ольга не давала ему никаких поводов, она никогда невпадала в депрессию, она была на редкость спокойным, здравомыслящим человеком.Но теперь, стоило ей только хоть немного выйти из себя, как он сразу жеусомнился в ней. Отчаяние накрыло ее с головой. Нет, нельзя давать ему волю,этому отчаянию, — нужно успокоиться самой и успокоить Марка.

— Ты несправедлив, Марк. Это очень хороший поэт, —тихо сказала Ольга.

— Да ради бога! Пусть он будет самым лучшим поэтом…

Но если это касается моей жены… Если это касается еедушевного равновесия…

— Я вполне уравновешенный человек.

Он с сомнением посмотрел на нее.

— Конечно. — Она видела, как лгут его губы, но ужере, могла ничего сделать. — Конечно, уравновешенный. Просто…

Ты действительно переутомилась.

Он поднялся с кровати — голый, хорошо сложенный, ни в чем несомневающийся — и прошлепал босиком в другую комнату. Спустя минуту он вернулсясо стаканом минеральной воды и пузырьком каких-то таблеток.

— Вот, выпей, пожалуйста! — попросил он.

— Что это? — сразу насторожилась Ольга.

— Это снотворное… Тебе не повредит…

— Снотворное? Откуда у тебя снотворное? — Это былвполне естественный вопрос, и Марк оказался готов к нему. Даже слишком готов.Подозрительно готов.

Он присел на край кровати и приподнял ее подбородок.

— Я люблю тебя, кара…

— Откуда у тебя снотворное? — упрямо повторилаОльга. — Ты взял его для меня?

— Нет. Для себя… Видишь ли… Я не говорил тебе, нопоследнее время у нас возникли некоторые проблемы… Это не должно тебя касаться,это моя работа. В общем, я взял его для себя… Ты сама знаешь, каким тяжелым былгод, сплошные аукционы, слияние, поглощение мелких фирм крупными… Нам покаудалось удержаться на рынке. Ты даже не знаешь, чего нам это стоило. Здесь укого угодно нервы сдадут…

Марк просительно посмотрел на жену.

Ну конечно же, год и вправду был тяжелым: концерн пересталолихорадить только в феврале. И только в марте он смог позволить себе этоткраткосрочный отпуск. Несправедливо лишать его десяти дней в горах. Ольгапочувствовала угрызения совести, хотя где-то в глубине души еще теплилась обидана Марка: еще полчаса назад он спал так сладко — совсем не как человек,нуждающийся в средствах от бессонницы.

— Что-то ты не очень похож на человека, страдающегобессонницей, — сказала она.

— Это горы. Целый день на воздухе. И не захочешь, а заснешь,как младенец. — Он извинительно улыбнулся. — Я давно так не отдыхал.Только Венеция могла дать мне такой покой. Можно ни о чем не думать, и тырядом…

Венеция — это был запрещенный прием. Единственное место наземле, где они были одним целым — двадцать четыре часа в сутки. Где они неразлучались ни на секунду. Даже в крошечных антикварных лавках, которые Ольгаобожала, а Марк терпеть не мог: "Синьора не говорит по-итальянски?

О, у вас хороший вкус, синьора! Это очень старинный фарфор.

А эта чашка принадлежала Наполеону". Ни черта она непринадлежала Наполеону, в лучшем случае — Бенито Муссолини, но какое это имеетзначение?.. Венеция — единственное место на земле, где они были по-настоящемусчастливы. Конечно, Марк хочет, чтобы они были по-настоящему счастливы… Онстремится оградить ее от всего. Ольга подняла руку и коснулась его волос.