все они невзлюбили ее брючный костюм. Некоторые говорили, что даже смотреть не могут на ее нижнюю половину.

В перерыве на чай для персонала в свой первый официальный рабочий день сестра Салим сказала, что у нее был «супер-пупер день» и очень конструктивный. Но потом, сделав несколько глотков чая и прочистив нос, она поделилась важными новостями относительно двух наших джентльменов.

Во-первых, мистер Симмонс попросил пресечь любые попытки его падчерицы навещать его, и если он не сменит гнев на милость, то придется удовлетворить его требование.

Во-вторых, мистер Мерримен, выздоравливающий пациент из комнаты номер 7, в ближайшие дни покинет «Райский уголок».

Сестра Эйлин в несколько агрессивной манере потребовала объяснений – ее смутило, что результатом первого якобы триумфального рабочего дня сестры Салим стала утрата одного из самых выгодных пациентов, который жил с отдельной ванной комнатой и выписывал целых два журнала.

Сестра Салим мягко объяснила, что мистер Мерримен не чувствует себя счастливым в «Райском уголке».

– Некоторые обстоятельства выбивали его из колеи и огорчали, и он намерен съехать, – сказала она. И все.

Матрона отлично сумела скрыть свое разочарование, но я знала, что это был камень в ее огород.

15

Восемь таблеток анадина[26]

Несмотря на то что я привыкла к хаосу в «Райском уголке», прибытие сестры Салим принесло мне облегчение. Дела пошли в гору, и хотя возникли некоторые сложности – например, обязанность работать как следует, – я понимала, что это необходимо, и уже имела подобный опыт перемен, когда мой отчим, мистер Холт, переехал к нам и начал требовать, чтобы мы чистили свои ботинки и смывали в туалете, ну и всякое такое. И хотя поначалу все эти требования казались дурацкими, постепенно мы привыкли. Сестра Салим производила ровно такой же эффект, и мы все понимали, что пациенты и персонал только выиграют от перемен и дела пойдут лучше. И все станет так же прекрасно, как было до ухода Жены Хозяина. Или даже лучше.

Фаза Один началась уже на следующее утро и предусматривала, что сестра Салим будет сидеть в закутке Хозяина и внимательно изучать каждую бумажку, обнаруженную в здании. Смысл был в том, чтобы получить ясную картину финансовой ситуации.

– Я намерена ухватить кота за хвост, – заявила она, имея в виду, что начнет с бумажной работы, но остальные не уловили смысл и принялись оглядываться в поисках кота.

Битых три дня она просидела в офисном кресле Хозяина, перечитывая в полумраке документы. Иногда она крутилась вместе с креслом и громко зевала. Это были настоящие зевки, не те фальшивые зевочки, что имитировала Миранда, когда хотела покрасоваться или соврать. Зевки сестры Салим были, очевидно, последствием поверхностного дыхания – вероятно, от скуки – и необходимостью получить порцию кислорода для легких. Я это знала из уроков биологии и потому что интересовалась природой зевоты.

На улице было слишком светло, и сестра Салим опускала жалюзи, так что свет проникал внутрь сквозь узкие щели. Мы по очереди приносили ей чай и кофе и лаймовую настойку со льдом. Один раз она спросила, не буду ли я добра принести ей молока с ромом.

– Только не «Бакарди», – уточнила она. – Возьми «Майерс» из моей корзинки.

Клубы сигаретного дыма висели в жарком воздухе. Бумажная пыль и запах чернил расползались по всему дому и напоминали мне, как я в детстве сидела у батареи отопления в библиотеке и читала «Волшебника из страны Оз» Фрэнка Баума, книжка была восхитительна, и я читала ее всю зиму и рекомендую всем, неважно, понравился вам фильм или нет. Впрочем, особенно если фильм вам не понравился.

На третий день за чаем сестра сообщила, что такси для мистера Мерримена вызвали. Мне велено было взять его чемоданы и помочь ему спуститься в холл. Приехала машина, чтобы отвезти его в «Новый лужок». Матрона не вышла попрощаться.

К концу четвертого дня – или это был уже пятый? – сестра приняла восемь таблеток анадина (четыре раза по две), три порции рома с молоком и надела очки. И все мы приняли по стакану рома с молоком – за исключением Миранды, которая не употребляла ни рома, ни молока (подражая Майку Ю).

Сестра Салим выдала свой стресс, оскорбив хозяйский автопортрет Рембрандта.

– Кому пришло в голову повесить здесь этого напыщенного идиота? – поинтересовалась она.

Эйлин поспешила на помощь и прикрыла его сувенирным чайным полотенцем из торгового центра в Ист- Килбрайд, где у Матроны имелся приятель.

Время от времени сестра Салим выныривала из хозяйского закутка, чтобы позвонить своей кузине, конфиденциально, из хозяйской гостиной. А один раз, возвращаясь в закуток, она пригласила Матрону. Как вы знаете, закуток был не самым укромным уголком, запросто можно было притаиться неподалеку и подслушать, о чем там говорят. Так мы и сделали.

У сестры имелась куча претензий к Матроне. Во-первых, на нее поступило множество жалоб – от персонала, пациентов и широкой общественности – по поводу недопустимых физиологических аспектов поведения Матроны в отношении ряда пациентов мужского пола.

– Не понимаю, о чем это вы, – огрызнулась Матрона. – Кто, где, когда?

– Мистер Мерримен, кафе «Риальто» в Лестере, где за его счет вы употребили ланч из трех блюд; бывший обитатель пансиона мистер Гринберг, которого вы грубо домогались на парковке фабрики «Витабикс», – продолжала сестра, явно зачитывая по бумажке. – И мистер Фримен на концерте Гилберта и Салливана в церкви Святого Иакова Старшего. Мне продолжать?

– Нет, – сказала Матрона.

– И должна довести до вашего сведения, что мне пришлось отпустить одного пациента, – сказала сестра. – По причинам юридического характера, пока его родственники не привлекли к делу своего адвоката. (Миранда, обернувшись к нам, прошептала одними губами: «Мерримен».)

Сестра сообщила, что частым гребнем прочесала личные дела персонала и не обнаружила никаких подтверждений того, что Матрона когда-либо обучалась хоть чему-нибудь («хоть чему-нибудь» она повторила дважды). И, насколько сестра поняла, Жена Хозяина приняла Матрону на работу в 1969-м в качестве старшей уборщицы. Последовала пауза – тут Матрона могла бы начать защищаться, – но она молчала, что явно указывало на признание вины. И хотя мы не так уж удивились, все же переглянулись – потрясенно и печально.

– Матрона будет разжалована в помощницы сестры, – уведомила сестра Салим.

Матрона ответила вполне благодушно:

– Вы правы.

Отныне она не была Первой Дамой.

Вскоре после этого Матрона заглянула к нам в кухню. Шмыгнув, она вынула свою фарфоровую чашку из потайного места, налила себе рома «Майерс», выпила одним махом и сказала C’est la vie, это по-французски.

Матрона вовсе не выглядела подавленной, как вы могли бы подумать. Единственное заметное отличие