Детский сад.

Погруженный в навязанную триангуляцию, Крис вздрогнул, ударившись коленом о стол: в голень уперся металлический носок туфли. Взгляд тут же сфокусировался на Уитни. Ее золотой кулон провалился под широкий вырез свободного короткого балахона, и как никогда хотелось дотянуться до нее, поправить, провести пальцами по щеке, чтобы не смотрела встревоженно. Ничего страшного ведь не происходит.

— Ты в порядке? — прочистив горло, спросил он, и она уперла ступню ему в безвинно пострадавшее колено. Крис вскинул бровь, заинтригованный, а Майлз сочувственно пояснила:

— Отвлекаю тебя от Золушки.

— Я не на нее смотрел, а на него.

— Тебе нравятся брюнеты? — подколола Уитни, собираясь убрать ногу, но Крис успел перехватить ее и вернул на место, прижав пяткой к внутреннему бедру. Подвинулся к краю столика и оценил, насколько красивые у Майлз ступни. Вроде обычные, а красивые, с высоким подъемом, как у балерины. Прозрачная туфля с острым металлическим носком позволяла рассмотреть педикюр, прозрачный ремешок обвивался вокруг щиколотки. Крис сощурился, обхватывая ее пальцами… Узкая такая. Удобно держать во время секса…

— Паркер! — раздался призыв к совести, и он вынырнул из фантазий, вскинув взгляд на покрасневшую Уитни. Хоть бы она его мысли не прочла, а то искрить начнет, и тогда точно не до еды будет.

— Я внимательно слушаю тебя.

— Нет, это я слушаю, — возразила она. — Зачем ты на него смотрел?

Крис вздохнул, поглаживая ее щиколотку; скользнул пальцами выше по голени и медленно — назад.

— Не понимаю я, Майлз. Он же типичный мачо. Ранимая душа и список шлюх в контактах. Почему она этого не видит?

Уитни пожала плечами и ответила приглушенным голосом:

— Может, ей нравятся плохие мальчики. Любит тлен жевать пачками.

Крис передвинул туфлю выше по своему бедру, пристально наблюдая, как в солнечном взгляде вспыхивают искры. Уитни даже не пыталась притворяться равнодушной. Она была как открытая книга. Книга заклинаний, кукол вуду и магии, которую он раньше не понимал. А сейчас просто-таки тащился.

— А тебе плохие мальчики не нравятся? — поддразнил он, и Уитни ответила шепотом, будто тайну выдавая:

— Я предпочитаю здоровую пищу.

В этот момент им принесли заказ, и пришлось разорвать зрительный контакт. Крис нехотя отпустил Уитни, чтобы поела спокойно, и принялся за ужин: аппетит вернулся. Но не-невеста решила, наверное, что на другие темы этим вечером общаться неприлично.

— Тебя задевает, что она выбрала не тебя? — привязалась она.

Ой ты ж, госссссподи.

Крис бросил на стол тканевую салфетку и с вежливым напором пояснил:

— Меня задевает, что тебе больше не о чем поговорить, кроме как о ней.

— А почему?

— ?? что?

— Почему тебе не все равно, когда слышишь ее имя?

Крис раздраженно отодвинул глиняную пеалу, и Уитни тут же сунула свой любопытный веснушчатый нос в грибной суп. Она стала похожа на кота, который пытается влезть лапой в чужую еду. Крис поджал губы, пряча улыбку, и на душе потеплело. Напряжение ушло.

И правда. Чего завелся?

— Сиенна напоминает мне, каким удобным мальчиком я был когда-то, — не стал он скрывать. — Она ведь умоляла меня простить измену. Говорила, что другой парень для нее ничего не значит, это все недоразумение и бла-бла-бла… А я слушал и думал: за кого она меня принимает? И понял, что она все еще видит во мне того юного рыцаря, который из кожи вон лез, чтобы ей угодить. Я же считал, что заслуживаю уважения и любви только в моменты, когда выложился на 100 % и показал идеальный результат, а в остальное время я недочеловек.

Уитни даже ложку опустила, так и не добравшись до ненавистных ей грибов.

— Ужас, — сказала она.

— Да, не весело, — согласился Крис. — За годы учебы в Лондоне я избавился от этой токсичной установки, но тогда, в 18 лет, когда Сиенна ответила мне «нет», считал, что сам во всем виноват. Если бы старался лучше, то она бы со мной осталась. — Он сокрушенно покачал головой, вспоминая прошлое.

— Тогда зачем ты принял ее обратно, зачем согласился на помолвку полгода назад?

— Понадеялся, что если сам повзрослел, то и она тоже. Но я ошибся.

— Вау, — ошеломленно выдохнула Уитни. — Я дожила до того дня, когда Крис Паркер признался вслух в своем несовершенстве.

Он усмехнулся.

— Язва ты, Майлз.

Уитни театральным жестом отбросила распущенные волосы за спину, мол, уж какая есть. Или бери, или проваливай.

Он бы взял… Брал бы и брал.

— И как я тебе, весь такой несовершенный? — спросил он, упираясь спортивным ботинком в туфлю под столом. Уитни сразу отреагировала. Слегка прогнулась в спине и погладила его по ноге металлическим носком.

— Честно? В школе ты меня ужасно раздражал: вечно первый, самый умный, ровно причесанный. Даже смотреть на тебя было изнуряюще. Но ледяной принц оттаял и превратился в живого человека, и теперь у меня сердце млеет.

— Правда?

— Правда.

— И сейчас млеет?

— И сейчас.

Он развязно улыбнулся.

— Ох, договоришься ты, Майлз…

— Обещаешь?

Крис спрятал лицо в ладонях, заглушая вздох отчаяния.

— Ешь мой суп и не буянь, — попросил он, подтягивая к себе пасту с вонголе. Посыпал блюдо красным перцем и вспомнил, по какому поводу собрание. — С датой давай определимся хотя бы к субботе, а то мать тебе телефон оборвет.

— Назови любую цифру от одного до девяти.

— Один.

— Девять. Итого, девятнадцатое августа. — Она довольно хмыкнула, мол, вуаля, вот тебе пыльца феи, бери, наслаждайся. Крис на всякий случай проверил календарь в телефоне:

— Суббота.

— Значит, так тому и быть, — постановила Уитни и вдруг сощурилась, глядя, как он ест вонголе. — Как тебе могут нравиться моллюски?

— Нет! — воскликнул он испуганно. — Нет, Майлз, отстань! Я не отдам тебе весь свой ужин. Вернусь домой голодный, злой и наброшусь на тебя в припадке бешенства. Ты этого хочешь?

И она ответила невинно, чертовка:

— А ты в своей тарелке прочитай.

Самыми яркими цветами были оранжевый и красный. Д-А.

Крис зажмурился, вспоминая, почему нельзя трогать Уитни, а затем обреченно оглядел зал ресторана, надеясь найти моральную поддержку в призраках шекспировских трагедий. И только сейчас заметил: Сиенна с менестрелем ушли. Надо же, увлекся разговором с Майлз. Забыл, что кто-то еще в помещении был.

— Ладно, — сдался он на волне благодарности, — попробовать моллюсков разрешаю. Но десерт точно не отдам.