- А я?

Кокетка!

- А ты не лишняя.

- Не знаю, чем заслужила, но спасибо. И всё-таки... ты даже обед пропустил...

- Я пообедал на фабрике вместе с сотрудниками. А вот тебе очень сочувствую. Пришлось составлять компанию моим многочисленным гостям.

- Ничего страшного, я сама уговорила тебя пригласить её.

- Ты довольна?

- Скажем так, я удовлетворена и больше не стану просить тебя ни о чём таком.

- Да проси.

Мне даже хочется. Делать что-то для неё вдруг стало чуть ли не потребностью. Долго уговаривать мою ведьмочку не пришлось:

- Хорошо, тогда попрошу всё же рассказать про времена твоего студенчества.

И я рассказал. Просто, не отмазываясь, не оправдываясь и не стараясь выглядеть лучше, чем был на самом деле. И это было внезапно так легко. Я смеялся над собой вместе с Никой, не чувствуя ни малейшего негатива, будто не рассказывал о себе, а смотрел комедию, где над странноватым пареньком из глубинки насмехаются его городские однокашники. И она смеялась точно так же - не жалела и не злорадствовала, а будто ностальгировала, хотя и не была свидетельницей тех событий.

Я падал в пропасть - мягкую и тёплую. Рана в груди пульсировала огнём, разрастаясь до размеров всего туловища, поглощая меня целиком. Голова кружилась, как у пьяной гимназистки, хотя я не выпил ни капли. Ника немного пригубила белого вина - щёчки её раскраснелись, она стала совсем уж невыносимо хороша, хотя раньше казалось, что и так дальше некуда.

После студенческих историй в ход пошли байки про сибирский народ.

- На Алтае очень много староверов - собственно говоря, они составляют основную массу русского населения в тех краях. Массово мигрировали ещё во времена реформы Никона. Так вот, встречаются среди них очень занятные экземпляры. Я слышал от мужиков такую историю. Один дед, старый уже совсем, видимо, серьёзный молитвенник и постник, жил на горной пасеке. И как-то приблудился туда один тип с маргинальными наклонностями. Дед, по привычке, не запирал ничего, да и ценного особо не хранил, только вот в тех краях и инструмент бывает на вес золота. В общем, решил незваный гость стибрить у старика лопату и лом - они где-то на крыльце лежали. Взял в руки, пошёл, а выйти с участка не получается. Ходит, как заговорённый, и не может калитку найти. Уже и инструмент бросить хотел - и не бросается, будто прилип. Так и блуждал с этой лопатой и ломом вокруг дома, пока дед не вернулся. Забрал у него инструменты и отпустил с богом. Ника слушала с выражением священного ужаса на лице.

- Это... это анекдот, байка или..?

Я пожал плечами:

- Мне рассказали мужики, которые деда лично знают.

- Но это же... фантастика.

- Ты почитай про старчество на Руси - там столько чудес описано - закачаешься.

- А ты сам веришь во всё это?

- Почему бы и нет? Не то чтобы свято верю, но допускаю. Я такого за детство насмотрелся

- мне трудно чему-нибудь удивляться и что-нибудь отрицать.

- Кроме порядочных красивых женщин! - хитро улыбнувшись, напомнила девушка.

- Да, с этим убеждением расправилась одна очаровательная журналистка с большой земли, - я поднял бокал с газированной водой. - За тебя, Вероника.

Она ещё чуть сильнее порозовела и чокнулась со мной бокалом вина.

- Ну что, потанцуем? - с затаённой надеждой предложил я, когда мы сделали по глотку.

- Ты ещё и танцуешь! - выпучила глаза Ника.

- Да что там уметь! Я же не танго тебе предлагаю...

Я встал и подал ей руку. Посомневавшись ещё секунду, она вложила в неё свою тонкую ладошку и поднялась из-за стола. Её туфли были без каблуков, поэтому мне приходилось смотреть на неё сверху вниз, но это ничуть не мешало мне видеть, как красиво её лицо и как сияют светлые голубые глаза - чистые, ясные, как безоблачное небо. Я ощущал тонкий аромат Никиных духов и пьянел от него ещё сильнее. Я буквально сходил с ума. Кожу на руках покалывало от прикосновений к тонкой талии, обтянутой мягким материалом. Ника положила ладошки мне на плечи, и мурашки, словно табун диких лошадей, понеслись вскачь по телу, нарезая круги и, похоже, не собираясь останавливаться.

Музыка была довольно невнятная - без чёткого ритма и мелодии, поэтому мы двигались хаотично, и я пользовался этим замешательством чтобы постепенно, как бы невзначай, отвоёвывать себе всё новые и новые территории: прижимать Нику к себе всё крепче, осторожно поглаживать пальцами её тонкий стан, всё глубже вдыхать её запах, пропитываться им, теряя границы. Моё существо буквально вскипало от этого процесса. Вот она! - кричали хором сознание и подсознание. - Бери! Хватай! Тащи! Да здравствует антропогенез - прямо здесь и сейчас! Эта самочка должна быть моей!

Дело было, конечно, не только в физике. Я был влюблён и очарован всем сразу: умом, сердцем и внешностью. Но такой тесный контакт не оставлял телу ни одного шанса расслабиться и отказаться от столь лакомого кусочка. Наверное, я всё же переусердствовал - в какой-то момент Ника закопошилась, пытаясь выбраться из чересчур крепкого захвата, и мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы выпустить её из рук.

Это был поистине тяжёлый день. Мне пришлось выдержать не один час в обществе людей, большинство из которых были откровенно неприятны. Илья Петрович старался сгладить углы, но он, увы, не всесилен. На прощание Галина Дмитриевна сказала мне:

- Мой сын - сложный человек, и в этом мне некого винить, кроме себя самой. Но - будем надеяться...

Вряд ли её надеждам суждено было оправдаться - по крайней мере, я не была настроена этому способствовать. Тем не менее, мне не хотелось передавать наш с ней разговор Тимуру. Думаю, он сам должен во всём этом разобраться, тем более что он умён и проницателен.

Идея с ужином мне понравилась, хотя и настораживала: очень уж романтично всё это выглядело. Но отказывать не хотелось: на Тимура столько всего навалилось - не хватало ещё и мне его разочаровать. Мы чудесно пообщались - я видела, что мой медведь наконец расслабился, ожил и начал получать удовольствие от происходящего, но вот танец поставил меня в тупик. Конечно, я чувствовала, как руки мужчины путешествуют по моему телу. Он гладил меня весьма недвусмысленно, и как порядочная невеста я должна была сразу пресечь это безобразие, но я... не могла. Меня будто сковало цепями, тело наполнялось какой-то кипящей негой, немело и горело одновременно. Я следила за этим процессом, как зачарованная, наслаждаясь... прикосновениями Тимура. Стыд и позор, генна огненная на мою неблагочестивую голову! Неужели я позволила себе увлечься им?! А как же Витторио?! Я ведь скоро выхожу замуж. Это просто бессовестно - так себя вести! Это значит, что я стану влюбляться в каждого, у кого беру интервью? Тогда лучше сразу отказаться от карьеры журналистки и посвятить себя семье. Или вообще удалиться от мира, чтобы не мучить ни потенциального мужа, ни работодателя.