140 миллиметров — это тебе не фунт изюму! Это ж можно куда хочешь лупить: хоть в борт, хоть в лоб! А гранатой своей ты что танку сделаешь? Так… пощекочешь только! Так, что ещё? — он поднял глаза на девушку.

— Ещё, — она облизала пересохшие губы, — сзади этой трубы стоять нельзя. 10 метров — опасная зона. При выстреле отсюда вырывается факел огня, вон, — её палец упёрся в красную надпись по-немецки, — немцы так и пишут здесь, на самой трубе: «Ахтунг, фейерстрал!»

— Добре, — решительно сжал губы комбат, — они одноразовые?

— Да.

— Так, понятно. Отдадим во взвод истребителей танков. Сапар! — крикнул он в темноту. Тут же появился уже знакомый им узкоглазый снайпер, — лейтенанта Никольского и старшину Матвеева — ко мне. Живо.

Обернулся к Агнии:

— Сейчас сюда придут командир взвода истребителей танков и его заместитель. Всё, что ты сейчас сказала мне, слово в слово — расскажи и им. И так, чтобы поняли! Добро?

— Есть, товарищ капитан!

Комбат ушёл отдавать распоряжения насчёт построения противотанковой обороны.

Глава 14. К бою!

Через четверть часа Паша, Андрей и Агния сидели в танке. Антонину, как она ни сопротивлялась, отправили в санитарный взвод.

Тишина стояла такая, что казалось — пролетит муха, и то слышно будет. Но мухи не летали… Село как будто вымерло. Прошло ещё около четверти часа…

— А я вот никак в толк не возьму… — вполголоса начал Паша, — вот как ты умудрилась тому Тигру в дуло снаряд со 150 метров залепить?

— Залепила и залепила! Случайно.

— Случайно? А фрицев на площади тоже всех случайно выкосила? Я же собственными глазами видел: никого из местных ты даже не зацепила! Одни фрицы дохлые валялись!

— Паш, она же лучший стрелок эскадрильи, — подал голос Андрей.

— Ну не зна-а-аю… Вам там на своих аэропланах, небось, поудобнее стрелять — кабина большая, вся застеклённая, как веранда. Всё видать. А вот у нас в танке кругом — броня! — Паша повернулся вполоборота к Андрею, сидящему на месте заряжающего, — а вот ты мне объясни: как в эту махонькую дырдочку, — танкист ткнул пальцем в крохотную амбразуру курсового пулемёта, — она вообще смогла хоть что-то увидеть?! Да из этого пулемёта вообще нельзя прицельный огонь вести! Это ж просто пугач! Из него можно только стрелять в сторону противника, чтоб страху на него нагнать! А попасть из него невозможно! Не-воз-мож-но!

Агния, не желая, видимо, поддерживать разговор, молча пожала плечами.

— Да я же, хоть и танк вёл, краем глаза-то видел, что ты даже в амбразуру-то и не глядела! Ты что, сквозь железо видишь, что ли?!

Агния неопределённо хмыкнула, и опять промолчала…

— И ещё! — словоохотливому мехводу видать, очень хотелось почесать языком, да и делать было нечего, и он таким образом заполнял вынужденную паузу, — вот как так, поясни: у этого пулемёта сектор обстрела всего ничего, а ты выкосила всех, кто на площади был! — он помолчал, подумал, и добавил: — и вот ещё какая билиберда! Вспомнил! Я ж сам доворачивал то вправо, то влево! Точно! — он смачно хлопнул себя по лбу, — так и было: ты ствол влево, он в ограничитель упёрся, и я влево! Ты косишь гансов направо, он опять упёрся, и я вправо доворачиваю!

— Ну вот, видишь, а ты говоришь, загадка, — хмыкнул Андрей, — как выкосила? Как выкосила? Сектора обстрела мало ему! Сам же и доворачивал куда надо, и сам же об этом потом забыл!

— Да нет, Андрюха! — кипятился танкист, — я же об чём?! Я же не сам доворачивал, а меня как будто под руки кто-то толкал!

И он, обернувшись через правое плечо, прищурившись, с подозрением уставился на девушку, сидящую на сиденье командира танка. Повисла тягостная пауза…

— Да, Паша, прости. Это была я. Я тебя толкала, — она, наконец, разлепила губы и в упор смотрела на него.

— Ни фига не понял… ты стреляла из пулемёта, как ты меня могла толкать-то?

— Мысленно, Павел Иваныч, мысленно! Понял, нет? — и поймав его непонимающий взгляд, она постучала пальчиком себе по лбу, — вот здесь я думаю, а ты руками дёргаешь, и туда, куда мне надо! — и увидев отпавшую челюсть у механика-водителя, веско добавила: — или ты забыл, кто я?

Секунд пять Пашка набирал в лёгкие воздух, начиная вскипать, губы его кривились, перебирая все известные ему непечатные выражения.

— И к-какого ххррена?! — его, наконец-то, прорвало, — да я… ёб… да твою… да ты… да бля…

Внезапно, не дав ему докончить его непечатные мысли, она, как фурия бросилась на него в контратаку:

— Вот вы мужики, как дубовые! — сидя выше механика-водителя, для верности она ещё и пнула его в плечо ногой, — я что, для себя это делаю? Оно мне надо? Я это сделала, чтобы фрицев побольше выкосить, да нашим людям жизни сохранить! Этих, которых фашисты в сарае живьём вместе с детьми спалили, тебе мало?! Надо было ещё и мне их из пулемёта покрошить вперемешку с фрицами?! Что, мало тебе, что ты ошмётки перемолотых тобой фашистов сегодня из гусениц выковыривал? Тебе надо ещё было и наших на гусеницы намотать? За руки, его, видишь ли, не надо было мне дёргать! А как не дёргать-то?!

Пашка состроил свирепую рожу, но молчал, Агния же не на шутку разъярилась, и её было уже не остановить, её понесло:

— Это вы мужики, герои тупые, прёте напролом! А чтобы бестолковкой своей подумать, так на это ума у вас не хватает! Несколько дней назад я то же самое сделала, когда на нас в лоб восьмёрка Фоккеров вышла. Знаешь, о чём Андрей в тот момент думал? — она кивнула головой в его сторону, — сидит, балбес, глаза выпучил, — она, выпятив нижнюю губу и выпучив глаза, натурно изобразила, как выглядел лейтенант в тот момент, — в ручку, как клещ, вцепился, а в башке одно: «только не сворачивать, только не сворачивать…» Ну что? Пришлось дёрнуть! И дёрнула! В пяти метрах от нас обломки того Фоккера мимо просвистели! Андрей-то в него попал, и развалил на части! А не дерни я тогда его за руки, так и влетели бы в эти обломки! Что, не надо было?! Так и не сидел бы сейчас он тут рядом с тобой! Висел бы где-нибудь на сосне… отдельными частями… Как те фрицы, которых ты в том селе сегодня на гусеницы намотал.

Она перевела дыхание, и собравшись с мыслями, закончила:

— И сегодня мне тебя тоже дёргать пришлось. Так ведь для дела же дёргала, а не ради забавы!

Паша, обескураженный таким яростным натиском, как бы ища поддержки, обернулся к Андрею. Тот