в ответ только молча кивнул головой, как бы соглашаясь с тем, что только что сказала девушка-ангел.

— И что теперь? И дальше будешь меня за руки дёргать? — играя желваками, грозно спросил Паша.

— Буду!!! — снова мгновенно вскипев, подалась к нему Агния, — буду!!! И плевать мне на твоё мнение! Будешь рулить туда, куда я тебе прикажу! Знаешь, сколько их там сейчас оттуда на нас выкатится? — она выбросила руку в сторону ближайшего леска, откуда ожидалось наступление немецких танков, — восемнадцать штук! К ним сегодня ночью подкрепление подошло, те самые двенадцать «Пантер», с которыми мы сегодня днём на дороге разминулись. Там двенадцать «Пантер», полтора десятка бронетранспортёров с мотопехотой, да ещё и «Тигр» в придачу! Могу тебя уверить — мало не покажется!

Паша молча сглотнул.

— А кроме нас, как ты мог заметить, больше ни одного нашего танка нет! И если мы их не остановим, то хана батальону! — для того, чтобы Паша осознал этот факт, она сделала трёхсекундную паузу, и продолжила: — прорвутся отсюда они в село, и перепахают позиции батальона гусеницами. И поэтому ты меня будешь слушаться, и слова поперёк не вякнешь! И рулить ты будешь туда, куда я тебе прикажу! Иначе все тут ляжем! И мы со своим танком, и весь батальон!

Она замолчала. И отвернулась к стенке, бурно дыша от только что произнесённой речи. Пашка несогласно дёрнул плечами, и молча отвернулся, бурча что-то невразумительное себе под нос.

В полной тишине прошло ещё несколько минут. Андрей откашлялся, собираясь с мыслями.

— Слышь, Паш! А ведь она дело говорит. Пусть командует, — сдержанно проговорил в тишине Андрей, и продолжил: — знаешь, из скольких передряг она меня вытаскивала? Не сосчитать! Она действительно может очень многое, — Андрей помолчал, посопел, посопел, и продолжил: — да что там говорить! На неё сейчас одна надежда!

— Да понял я, понял, — соглашаясь, танкист вздохнул, и махнул чумазой рукой, — ладно, пичуга, командуй!

Агния помолчала, потом вдруг нагнулась к Пашке, стянула с него танкошлем и молча чмокнула его в вихрастую макушку. И опять нахлобучила шлем ему на голову. Пашка расплылся в довольной улыбке.

Ангел улыбнулся ему в ответ. Мир в экипаже был восстановлен. Ещё четверть часа травили анекдоты. Вернее, травили парни, а девушка вежливо слушала, и смущённо улыбалась. Потом стали вспоминать всякие весёлые и смешные истории из жизни. У Паши их было особенно много, а может, он их просто придумывал для смеха. Так прошло ещё около часа. Потихоньку начало светать…

Постепенно разговоры сошли на нет, сказывались усталость и нервное напряжение ожидания боя.

— Вот что, — вдруг встрепенулся Ангел, — мужики, мы же за этими разговорами самое главное не сделали! А время идёт… Вот что, Павел Иванович, мне потребуется твоя помощь.

— Что ещё? — Паша подозрительно покосился на неё через плечо.

— Так, Паша, мне надо, чтобы ты мне рассказал всё, что ты знаешь о немецких танках и о борьбе с ними, — начал Ангел, и продолжил, загибая по очереди свои маленькие девичьи пальчики: — вооружение, бронирование, их подвижность и маневренность. Сильные и слабые стороны. Бронепробиваемость наших снарядов, оптимальные углы обстрела и дальность стрельбы. А также тактику применения. И всё то же самое про наш танк. Я должна знать всё, до мельчайших подробностей. Ты воюешь уже два с половиной года, плюс финская… У тебя опыта — выше крыши.

Паша с чувством покрутил пальцем у виска:

— Слушай, Пичуга, ты что, вообще ку-ку? Да как я тебе всё это тут расскажу-то? Да тут на полгода лекции читать… Язык отвалится — всё это рассказывать!

— Ничего у тебя не отвалится! И рассказывать ничего не надо, — отрезал Ангел, — я просто вытащу эти знания из твоей головы, — и видя, как настороженно нахохлился танкист, она поспешила его успокоить: — да не ерепенься ты! Это — не больно. Делается это так: я положу тебе руки на лоб, а ты просто думай про то, о чём я тебя сейчас попросила. И всё: я уловлю твои мысли и перетащу все твои знания в этой области вот сюда, — она с обезоруживающей улыбкой постучала пальчиком себе по лбу.

— А ничего другого ты у меня из головы к себе не перетащишь? — опасливо спросил Пашка.

— А ты думай только о том, о чём я тебя попросила, чтобы не пришлось копаться, отделяя зёрна от плевел.

Пашка зябко повёл плечами, покосился на лейтенанта:

— Слышь, Андрюх… чёт как-то стрёмно…

— Паш, ну ты прям как мумба-юмба! — Андрей решил подбодрить Пашку, и вступил в беседу.

— Чё-ё? Какая ещё тумба-мумба?

— Да читал я в каком-то журнальчике, до войны ещё, про дикарей, ну, негритосов в Африке. Племя там какое-то дикое, на белых людей как на диковинку пялятся, так вот: фотографировать себя не позволяют. Как увидят фотоаппарат, так сразу дёру, — стал охотно пояснять Андрей.

— И в чём фокус? — Паша недоверчиво нахмурился.

— А в том: вообразили себе, что если кто-то сделает их фото, то таким образом он унесёт и душу того, кто попал в кадр. Так и ты: боишься, сам не зная чего, — и, чтобы окончательно поставить точку, добавил: — да она уже много раз в моей голове копалась. И, как видишь, дураком не стал.

Паша в ответ только сосредоточенно сопел, переваривая новую информацию. Потом вздохнул, видимо, приняв решение, и махнул рукой:

— Эх, была ни была! Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Давай, Пичуга, говори, что делать надо!

— Вот так сядь, — она мягко взяла его сзади за плечи, — шлем сними, и голову немного откинь назад…

Паша сел, как она его попросила, снял танкошлем, и откинул голову назад. Прямо перед глазами увидел шершавую поверхность верхнего броневого листа, который был над его головой. Услышал сзади:

— Закрой глаза. И думай о том, о чём я тебя просила. Только об этом.

Он закрыл глаза. Мягкие прохладные ладошки легли на взмокший лоб. Как будто лёгкий ветерок прошелестел под черепушкой, запахло свежескошенным сеном, успокаивающе, где-то на грани слышимости зазвенели колокольчики. Как сквозь туман он услышал её голос:

— Думай.

Мысленным усилием она подключилась к его мыслесфере, и в её мозг с бешеным напором ворвался тугой жгут информации. Поток видеообразов кружил, захватывал, звук оглушал, в нос ударили запахи сгоревшего пороха и удушливая гарь пожара. Грохот, лязг гусениц, броски машины на ухабах, выстрелы танкового орудия, взрыв, пожар в танке, кровь на броне, оторванная нога в кирзовом сапоге, грязь под танком, опять грохот, опять кровь, взрывы…

В Пашину голову ворвался её умоляющий, просящий голос:

— Стой, стой! Паша, не так! Упорядоченно, спокойно!