– Черт возьми, – едва выговорил Бестужев севшимголосом. – Вы что же, хотите сказать… Все время, пока мы плывем, где-тоглубоко у нас под ногами…

Инспектор с печальным видом медленно, размеренно покивалголовой, словно китайский болванчик:

– Именно так, сэр. Все это время уголь горит. О нет, ничего жуткого– всего лишь один из бункеров, там приняты какие-то меры… Капитан считает, мывполне успеем добраться до суши, прежде чем события примут угрожающий характер.В порту будет не так уж трудно все это погасить. Потому-то корабль и движетсяна максимальной скорости…

– Да? Я не заметил…

– Потому что вы вряд ли в этом разбираетесь, сэр. Я,впрочем, тоже не сообразил бы, если бы мне не растолковали. «Титаник» выжимаетпредельную скорость – хотя в этих местах как раз рекомендуется сбросить ход,потому что у берегов Ньюфаундленда попадаются айсберги… Мы успеваем, вполне,так заверяет капитан… Но у механика, должно быть, нервы не выдержали… Этобывает…

– Черт знает что, вот сюрпризы… – сказал Бестужев, испытываячересчур сложные ощущения, чтобы разобраться в них с ходу. – Вы что же, этимхотели прижать Исмея? Но каким образом? Боюсь, в случае чего доступ к радиотелеграфузакроют не только вам, но и мне, если я вздумаю воспользоваться вашимисведениями…

– Ну, я же и говорю: здесь все бесполезно…

– Черт знает что… – повторил Бестужев. – В каютепервого класса этак запросто, словно коробка с сигарами, лежит бомба, в трюмегорит уголь… Приятное путешествие на самом лучшем в мире и самом непотопляемомкорабле.

– Я уверен, мы успеем добраться до Нью-Йорка, сэр. Ну, а вкрайнем случае, шлюпок на всех хватит, мы как-никак не посреди океана, движениесудов достаточно оживленное.

Бестужев встряхнул головой. Он все-таки никак не могсмириться с неприятными новостями. Исполинский красавец корабль и в самом делепредставлялся неуязвимым плавучим городом, с которым ничего не может случиться.

– В общем, ничего невозможно сделать, – уныло заключилинспектор. – Я о Кавальканти. Он преспокойно доплывет со своим саквояжемдо Нью-Йорка, а уж в гавани… Не верю я, что он везет бомбу в Америку кому-то вподарок – никак нельзя сказать, что там этого добра нехватка, в Америке кучаанархистов, которые и сами давно научились мастерить какие угодно бомбы… Иничего нельзя сделать…

– Так-таки и ничего? – спросил Бестужев, улыбаясьнесколько хищно. – Вы уже опустили руки, инспектор? Зря…

– Вы так уверены, что вам удастся убедить капитана или мистераИсмея?

– Я и не собираюсь к ним обращаться, – сказалБестужев. – К чему, собственно? Если можно действовать на свой страх ириск?

– Вы о чем?

Бестужев сказал медленно:

– Когда я допросил каналью стюарда, выжал из него все, чтоон знал, мне пришло в голову… Короче говоря, я на всякий случай забрал у негослужебный ключ. Универсальный ключ, который подходит ко всем замкам каютпервого класса. Он заявит начальству, что ухитрился где-то его потерять,получит нешуточный выговор… и новый ключ из корабельных запасов. И, я уверен,будет молчать. Допускаю, что он с перепугу признается Кавальканти, что я егорасшифровал… но вот корабельному начальству, ручаюсь, ни словечка не пискнет. Як нему применил, быть может, не вполне юридически законные, но действенные средстваубеждения. Короче говоря, у меня в кармане лежит ключ, которым вмиг можноотпереть каюту синьора Кавальканти. Благо означенный синьор только что удалилсяс теми двумя господами и, по вашим сведениям, надолго засядет за карточнуюпартию…

Инспектор, зажав в кулаке погасшую трубку, уставился на негос отвисшей челюстью:

– Но это же… Это же… Мы на британской территории…

– Но я-то не британский подданный, – с обаятельнойулыбкой сказал Бестужев. – И не обязан знать тонкости британских законов.Боже упаси, инспектор, я вовсе не приглашаю вас мне сопутствовать, я и одинпрекрасно справлюсь…

– Разрази меня гром, но это…

– Вы всегда соблюдаете закон, инспектор, не отступая от негони на крошечный шажок, ни на йоту? – все так же обаятельно улыбаясь,продолжал Бестужев. – Мы же с вами полицейские и оба прекрасно знаем, какзыбки и непостоянны иные границы! Не так ли?

– Ну, вообще-то… Всякое бывает… Тем более бомба… И речь идето чертовом иностранце…

– Вот видите, вы начинаете проникаться моей правотой, –сказал Бестужев. – От вас, собственно, требуется одно: не препятствоватьмне. В конце концов, вы ничего не обязаны знать. В ваши служебные обязанностине входит наблюдение за каютами первого класса, наоборот, вам категорическизапретили там действовать, так что совесть у вас чиста, а позиция вашанеуязвима. Вы ничегошеньки не знали. Откуда вам было знать? Все громы и молниив случае чего обрушатся на меня… но, собственно, с чего бы им взяться? Ктоузнает? Разумеется, если вы посчитаете, что обязаны мне воспрепятствовать…

У инспектора было свирепое лицо человека, принявшего важноедля себя решение.

– Лопни мои глаза, я не намерен вам препятствовать, господинмайор… И в самом деле, с какой стати? Откуда мне об этом знать? Меня форменнымобразом выставили из первого класса, запретив интересоваться его обитателями,так какого черта? – Его грубоватая физиономия озарилась улыбкой,определенно носившей следы некоей мстительности. – Мысли я, что ли,угадываю?

– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев, вставая. –Вряд ли в каюте есть тайники, с какой стати? Думаю, я быстро управлюсь. А выждите меня…

– Нет уж, сэр, – инспектор решительно поднялся вслед заним. – Выставили меня или не выставили, а в коридоре я все равно побуду.Неподалеку. Мало ли как может обернуться дело, что ж вам одному-то вляпываться…Мы оба полицейские, в конце-то концов…

…Как и следовало ожидать, коридор был пуст. Инспектор приселна один из многочисленных мягких диванчиков, чуточку нервно озираясь.

– Ведите себя естественнее, – негромко сказалБестужев. – Если он все же появится… Ладно, там будет видно.

Он быстрым, привычным движением достал и проверил браунинг –мало ли какие сюрпризы могли ожидать его в каюте в отсутствие хозяина, учитываякрайне специфический род занятий этого самого хозяина. Не колеблясь, повернулключ в замке, открыл дверь и проскользнул внутрь. Прижавшись к стене, обратилсяв слух. Тишина. По размерам и меблировке каюта мало чем отличалась от егособственной, и Бестужев уверенно направился к гардеробу, распахнул дверцы.

Кожаные чемоданы с наклейками каких-то отелей… Аккуратненьков сторону… Еще чемодан… Изящный несессер с серебряной отделкой… Ага!

Он решительно подхватил за ручку коричневый саквояж, едва неуронил его – саквояж оказался неожиданно тяжелым, фунтов в десять, а то ипоболее – успел вовремя напрячь мускулы, удержать на весу, но по спине всеравно прошел ледяной озноб.