– Ни капли гордости! Даже противно! – плюнула Ласка и скрылась за деревьями.

Белянка устало опустилась на песок. Вопреки стараниям плечи сотрясли рыдания. Как же трудно улыбаться, когда хочется волком выть!

Теплая рука тетушки Мухомор легла на плечо:

– Молодец!

Белянка зарыдала еще громче. Так всегда: когда кто-то рядом, плакать хочется втрое сильнее.

– Я как раз шла тебя искать, – неумело соврала тетушка Мухомор.

– Ты как раз шла объявлять общий сбор и всем сообщать, что Стрелка приворожили, – сквозь всхлипы протянула Белянка.

– Успокойся уже. Я же не сделала этого и Горлицу не пустила. А ты – умница, уговорила Ласку.

– Но приворот-то она все равно не снимет, – Белянка зарыла руку в мокрый песок по самое запястье.

– Ловкий справится не хуже Стрелка, – заверила тетушка Мухомор. – А теперь вставай и пошли домой.

– Домой?

– Конечно, неужели ты подумала, я тебя выгоню? И не смотри на меня так, идем! Тебе срочно нужно переодеться и напиться горячего чая с малиной и медом. Того и гляди заболеешь!

В избушке Белянка наконец согрелась. На столе, на умывальнике, на тумбочке горели свечи. Пылал очаг. Ночь сгустилась за порогом, но переступить не смела. Трещал сверчок, стрекотали древесные жабы. Пахло медом и сладкой хвоей. С перемета свисали связки трав, цветов и чеснока, на стенах плясали причудливые тени.

Ведуньи пили чай.

– Значит, теперь все будут слушаться Ловкого, – заключила Горлица.

– Он сможет, – Белянка посмотрела в холодные серые глаза и не испугалась.

Сегодня она уже ничего не боялась. Сегодня что-то переменилось. Узкое лицо, прямой нос, бледные губы, серая коса – Горлица была всего лишь ученицей ведуньи. Не более.

– Стрелок выбрал Ловкого побратимом, лучше него никто не справится, – сказала тетушка Мухомор.

Странно, что брат об этом никогда не говорил. Белянка с удивлением глянула на наставницу и хотела было переспросить, но вдруг вспомнила разговор с Ивой и выпалила:

– Чужие уже в Лесу.

– С чего ты взяла? – вскинула тонкие брови тетушка Мухомор, округлые щеки вытянулись.

– Мне передала старая Ива у излучины реки, – Белянка победно улыбнулась: Горлица лишь одно лето назад научилась общаться с деревьями!

– Она говорила с тобой? – тетушка Мухомор так и расцвела. – Помню я эту болтушку, помню. Сварливая она, но мудрая. С этим не поспоришь.

– Почему же деревья у озера молчали? – Горлица склонила голову набок, совсем по-птичьи.

– У них свои причины, – пожала плечами тетушка Мухомор. – Нам нужно подумать, нужно…

Ведунья с шумом отхлебнула горячий чай.

Белянка оглянулась на травяной тюфяк и сундук с платьями Ласки. На подоконнике лежал резной гребешок, желуди и бочонки с красками, личные припасы трав.

– Сложи ее вещи в мешок. Завтра я отнесу. Тюфяк пока забери себе, – тетушка Мухомор проследила за взглядом Белянки.

Так будет правильно. Она немедля взялась за дело. Когда угол опустел, Белянка вынесла мешок на улицу и взялась за метлу. Простая работа помогала забыть о душевных терзаниях, наполняла желанием жить.

– Сор выметать из избы на ночь глядя – плохая примета, – нахмурилась Горлица.

– Пусть работает, – возразила ведунья. – Тепла набирается.

Прежде чем ночь перевалила за середину, избушка преобразилась. Белянка не поленилась сходить за водой и нарвать свежей травы, мелкой, юной. В сундуке с припасами отыскались сушеные прошлогодние ягоды. И тут же забурлило в горшке ароматное варево, щедро сдобренное медом и мелиссой. Белянка даже замурлыкала себе под нос, пританцовывая у огня.

Когда закончились все дела, Горлица мирно спала за занавеской. Тетушка Мухомор мастерила замысловатый оберег. Оторвавшись от работы, она взглянула на Белянку:

– Присядь, девочка. Присядь. Отдохни.

Белянка села. Ноги ломило. Видно, не спасли мед да малина. Застудилась.

– Эй, да у тебя весь лоб в испарине. Сейчас отвар сделаю.

– Какой отвар? – устало поинтересовалась Белянка.

– Самый сильный, девочка, самый сильный, – шустрые руки ведуньи заплясали по бесчисленным мешочкам-баночкам. В котелке забурлила вода. – Не бери в голову – отдыхай.

– Лучше я о травах думать буду, – Белянка глянула в ночь за окном. Как ни беги, а скоро придется один на один со своим горем остаться.

– Пей маленькими глоточками, – тетушка Мухомор присела рядом и озабоченно посмотрела на нее.

Кипяток обжигал больное горло.

– Не смыть ледяной водой, не убежать по земле, не забыться бесчисленной работой.

– Ты о чем? – прохрипела Белянка.

– О любви, деточка. О любви.

Белянка молчала, не в силах отвести от тетушки Мухомор взгляд. А та распустила узел волос – седина заструилась по плечам – и задумчиво вздохнула:

– Только принять. Как есть – так и принять. И признать. Пройдет время – еще и силу в ней черпать научишься. А однажды проснешься и поймешь, что любовь та – ко всему миру. Не отделить ее, не оторвать. Вот тогда и счастливой станешь.

– Ты уверена, что мне никогда?..

– Не говори так. Не говори. И неважно, с кем ты будешь. И будешь ли с кем. Любовь твоя – ты сама. Храни ее. Не обижай.

– А откуда ты знаешь, тетушка? – прошептала Белянка, не веря в собственную наглость.

– Кто ж из нас по молодости не ошибался? И не влюблялся? – тетушка Мухомор озорно подмигнула. – А теперь – спать. Тебе еще выздоравливать нужно!

Белянка послушно побрела за свою занавеску. А в голове так и вертелось: тетушка Мухомор тоже может ошибаться!

Закат слепил. Рокот сощурился и отер лоб: кольчужный шлем грелся, шею разъедал пот. Солнце жарило не по-весеннему, за пять дней от снега не осталось и следа. Вдалеке чернел лес. До темноты, пожалуй, не успеть – ночевать придется в той березовой роще, у реки. Река. Наконец-то они до нее доковыляли, и больше не нужно мучительно искать воду. Обход Каменки, можно сказать, удался.

– Завтра будем на месте? – Натан бесшумно подъехал сзади.

К нему не стоит поворачиваться спиной. Рокот медленно кивнул и глянул на дольного: как ни в чем не бывало пялится на горизонт и пожевывает губу, будто это и не он обвинял недавно в убийстве.

– Я все еще твой дольный, – передернул плечами Натан в ответ на выразительный взгляд. – И скоро нам сражаться спиной к спине.

– Хорошо, если спиной к спине, – усмехнулся Рокот.