это назвать. Наверно, это не любовь. У нас с Надей всегда было совсем не так, как с тобой, – спокойнее, скучнее, логичнее. Я не считал ее своей музой – но, когда она ушла, потерял способность работать. А что это значит для меня сейчас, даже описывать глупо. Мне жизненно необходимо, чтобы она вернулась. И я буду ее добиваться. Буду ее возвращать. А ты… Прости меня, пожалуйста. Прости.

Они молчали, и время тянулось так, что стало совершенно невозможно определить его длину. Наконец Елена провела ладонью по волосам, встала, одернула юбку и произнесла:

– Хорошо. Я подожду.

И медленной, очень женственной походкой пошла по узкому проходу между столами к выходу. Она была уверена, что Вадим смотрит ей вслед. И она была права.

* * *

Двадцать минут спустя он вышел из ресторана и глубоко вдохнул запах позднего августа: ноты остывающей земли, первого тления упавших листьев, пробивающихся под слоем травы мелких бесполезных городских грибов и близкой стоячей воды Чистого пруда.

«Запах бензина я, видимо, уже автоматически фильтрую», – усмехнулся Вадим и пошел по направлению к метро, с удовольствием чувствуя движение каждой мышцей подтянутого и сильного, несмотря на совершенно неспортивный образ жизни, тела.

Из-за приезда Лены сегодня все пошло не так, как он планировал. Вадим вовремя сообразил, что не стоит догонять ушедших по-английски Надю и Марину: вернуть их ему бы не удалось, а вот публика могла что-то заметить. Но Майя Васильевна так громко возмущалась, когда сын объяснял ей, что она не пойдет праздновать его успех в ресторан, а одна вернется домой на такси, что только вмешательство Маргариты предотвратило скандал. Разговор с Леной тоже оказался тяжелым. Вадим до последнего надеялся, что она понимает истинную ценность их отношений и не будет настаивать на развитии событий, – но ее настойчивость вынудила его быть жестоким.

То, что он сказал сегодня Лене, было правдой. Конечно, он не собирался говорить любовнице о своих чувствах к жене: о привязанности, нежности, об ожившем после Надиного отъезда из дома интересе к ее делам. Но все же он не обманул: за долгие годы брака Вадим так привык к тихому присутствию жены, что сейчас совершенно не мог работать. Конечно, ситуация была не совсем безнадежна, он все же понемногу писал. Но если раньше для того, чтобы ощутить вдохновение, ему достаточно было войти в мастерскую и закрыть за собой дверь, в последние недели приходилось подолгу настраиваться: рассматривать сделанное накануне, перебирать старые работы, смотреть в окно, слушать музыку, даже читать прежде, чем взяться за кисти. А ведь уже август на дворе, световой день будет только укорачиваться…

И все же, несмотря на все тяжелые моменты дня, ощущение наконец достигнутого успеха не покидало Вадима. Самое главное состоялось: открылась выставка, пришла публика, отзывы будут хорошие – наконец-то, наконец его путь открыт.

Уже подходя к памятнику Грибоедову, Вадим увидел на скамейке справа поникшую и сжавшуюся женскую фигуру. «Черт побери, ну конечно…» – подумал Вадим и подошел к ней.

– Лен, ты что? – Он встал напротив и дотронулся до ее плеча.

Женщина молча покачала головой. Рассыпавшиеся светлые волосы закрывали опущенное лицо.

– Лен, ну перестань, пожалуйста.

Она молчала, и Вадим, вздохнув, уселся на скамейку рядом.

– Лен, ну хватит. Тебе пора домой.

– Вади-и-и-ик, – жалобно всхлипнула она и прижалась, навалилась всем телом, ища контакта, словно пытаясь прорасти в него, не пустить, напитаться его силой и уверенностью. – Вади-и-и-и-ик…

«Господи, да что же делать-то с ней…»

Раздражение, смешанное с жалостью, не давало Вадиму уйти. Он не сомневался, что сделал все правильно: между ними нет и не может быть никаких обязательств и счетов. Он ничего не должен Лене, она ничего не должна ему. Никакой вины на нем нет. Но все же видеть ее боль было мучительно, и бросить ее одну…

«Да что ж такое, в самом деле, вот ведь мелодрама, – думал он, старательно скрывая брезгливость, которую вызывало в нем все это растрепанное хлюпанье, беспорядочно шарящие по его груди и плечам пальцы, горестные ноющие звуки. – Хорошо, что мы не на Плющихе, там я бы вообще ничего не смог поделать».

Когда рыдания стали стихать, Вадим, так и не произнесший ни слова, открыл приложение и вызвал Лене такси. Стараясь не смотреть на ее обезображенное красными пятнами и размазанной тушью лицо, помог ей дойти до машины, усадил на заднее сиденье и молча, не прощаясь, захлопнул дверь.

Глава 18

Август в Кратово – время слегка утомленной дачной неги. Первые восторги от свидания с природой улеглись, загородный быт наладился, гости протоптали тропинки к счастливчикам, засевшим на лето в прозрачных тенях кратовских сосен. Чем ближе окончание сезона, тем заметнее детали: темнеющая под амальгамой блестящей поверхности прохлада большого пруда, бледный песок и хрупкая хвоя на лесных дорожках, золотисто-розовые на закате стволы сосен. В немногочисленных садах старых кратовских дач ароматный и пряный август дразнит румяными боками яблок, роняет в темную траву дымчато-фиолетовые, серебристые на скруглениях сливы.

Марина сидела за столом на застекленной веранде и любовалась слегка запущенным садом – на ее вкус, идеальным. В безупречно ухоженных парках и скверах Чехии ей не хватало этой живописной небрежности, легкой непричесанности, которая придает пейзажу особую прелесть. При этом именно там, за много километров от родных мест, у Марины появился собственный дом с садом, причем именно таким, как принято в Чехии, – очень аккуратным и чистым в любой сезон. В этом саду она, с юности порхавшая диковинная стрекоза с радужными крыльями, никогда не боявшаяся ничего, кроме рутины и правил, вдруг осела и прижилась – то ли в возрасте дело, то ли в чем-то еще?

– Мамуль, ну ты как, выспалась? Чувствуешь себя нормально?

– Замечательно я себя чувствую, – улыбнулась она и протянула руку за чашкой с кофе, которую ей протягивала Надя. – И не лень вам каждое утро таскать сюда всю сервировку с кухни?

– Знаешь, не лень. Зарницкие же всегда здесь собирались, и у Светки это просто в крови – она готова с подносом туда-сюда десять раз бегать, лишь бы потом кушать с видом на сад. Мы даже утром, перед занятиями, чаще всего здесь накрываем. А сейчас дети уехали, так что…

Надя присела на крепкий стул, поставила на скатерть любимую чашку диковинной асимметричной формы и, обхватив ее тонкими пальцами, тоже стала смотреть в сад.

– Не страшно вам их так далеко отпускать? – спросила Марина.

– Да нет, ну что ты. У нас все продумано, распланировано, все риски предусмотрены. Ирка, которая их повезла, – прекрасный гид, она умеет