обрадовалась, но на ее лице было написано беспокойство хозяйки, вынужденной покинуть дом в разгар подготовки к празднику.

Михаил Степанович, игнорируя ее нервозность, уверенно вел беседу в удобном для себя темпе.

– Да, все сделано с большим вкусом и вниманием к деталям. В твоем подходе чувствуется Европа. И хорошо, что сохранила старые вещи…

– Пап, я рада, что ты оценил! Я тебя потом еще проведу по дому, покажу, как все устроила! У нас теперь на первом этаже мастерская, там пришлось стену переносить, но в итоге здорово вышло, тебе понравится!

– Уверен, что ты все сделала наилучшим образом. Даже старому дому иногда нужны перемены. А вот в Лидочкину комнату я не успел заглянуть. Ты ее тоже переделала?

Лидия Ильинична всю жизнь прожила на первом этаже, в небольшой комнате рядом с кухней, которую теперь занимала Надя.

– Да нет, только мебель поменяла и стены перекрасила, – пожала плечами Света. – Знаешь, я, когда разбиралась у нее, обратила внимание, сколько у Лидочки было твоих фотографий. На стенах, в рамочках на столе, везде. В детстве я как-то не замечала. Я сделала новые рамки и повесила их все на одну стену. Так эффектнее смотрится.

Михаил Степанович вдруг судорожно вздохнул, беспокойно зашарил по улице взглядом и спросил:

– Ты не знаешь, здесь где-то поблизости можно присесть?

– Да, конечно, у школы есть скамейка, это рядом, только во двор свернуть.

Через пару минут они сидели в тени на лавочке у спортивной площадки, и Михаил Степанович, заметно волнуясь, готовился что-то сказать.

– Пап, я тебя умоляю, начинай уже. Честно, мне главное, чтобы ты был здоров. Ты ведь об Альбине со мной хочешь поговорить? Так даже если вы ребенка рожать надумали, я не буду против, лишь бы тебе было хорошо, – не выдержала Света.

– Ага, значит, можно. Ну слава богу, – с облегчением выдохнул Михаил Степанович и тут же рассмеялся, увидев, как побледнела дочь.

– Фуф! Реально? Будете заводить потомство? – Света уже сама смеялась своему испугу.

– Нет, дочь, не будем. Это сложная для нас с Альбиной тема – но нет. Мы как-нибудь в другой раз поговорим с тобой об Альбине. А сейчас мне нужно тебе рассказать нечто важное, о чем ты не знаешь. Точнее, не знаете вы с Володей.

Света озадаченно нахмурилась, и Михаил Степанович, секунду помолчав, откинулся на спинку скамьи и заговорил:

– Мы никогда не обсуждали с тобой тему развода с твоей мамой. Предполагаю, что это решение стало ударом и для тебя, и для брата. Хотя тогда казалось, что вы уже достаточно взрослые и расставание родителей не будет для вас проблемой. Но, должен признаться, в то время я плохо понимал, как некоторые поступки и решения сказываются на близких. Я был слишком озабочен собственными чувствами.

Профессор хмурился и беспокойно крутил шеей, будто пытаясь найти некое единственно правильное положение головы, но его голос, привычный к преподавательской деятельности, звучал красиво и ровно. Светлане эта размеренность сейчас казалась почти невыносимой – ну конечно, самое время сейчас обсуждать развод почти тридцатилетней давности! Но, видя, как непросто дается отцу внезапная исповедь, она сдерживалась и слушала не перебивая.

– Причина развода, конечно, была во мне. Но я понял это не сразу. Тогда мне казалось, что и твоя мама, и вы, мои дети, слишком черствы и эгоцентричны, что между нами нет настоящего родства и близости. Эта обида может выглядеть странной, ведь я и сам не был идеальным семьянином. Наука для меня всегда была на первом месте. Но у моих тогдашних мыслей и чувств есть оправдание. Точнее, основание. И я хочу тебе сейчас об этом наконец рассказать.

Михаил Степанович коротко откашлялся и, засунув руку за пазуху, вытащил из внутреннего кармана элегантного пиджака сложенный вчетверо, слегка затертый на сгибах листок бумаги.

– Светлана, это письмо я нашел после смерти Лидочки. Оно было адресовано мне…

Светлана во все глаза смотрела на отца и уже не могла сдержать нетерпения:

– Пап, ну я тебя умоляю, что там?

– Я, конечно, дам тебе прочитать. Но самое главное должен сказать сам. – Михаил Степанович выдержал паузу и объявил: – Светлана, ты должна знать, что Лидия Ильинична была моей матерью. И, соответственно, твоей бабушкой.

– Что? – Света тихонько вскрикнула, потом каким-то чужеродным для себя, бабьим жестом прикрыла рот рукой и секунду спустя повторила: – Что? Да как же это может быть?

Михаил Степанович снова прочистил горло.

– Как ты помнишь, Лидочка появилась в нашей семье в самом начале сорок второго года, зимой. Она приехала с фронта с моим отцом. – Многолетняя практика чтения лекций помогала Михаилу Степановичу даже в сложных ситуациях говорить красиво и связно.

– Дед Степан привез. А бабушка приняла как родную. Я эту историю прекрасно знаю с детства, – подтвердила Света.

– И у нас почему-то никогда не возникало вопроса, почему он привез с фронта домой молодую девушку, на много лет моложе него, и почему она навсегда осталась жить в чужой для нее семье, – Зарницкий говорил размеренно и четко, но звучный голос все-таки дрожал, и ему было досадно, что он не может справиться с эмоциями. – А у этого было очень простое и логичное объяснение. Лидочка была беременна.

– О боже мой, папа! – Светлана снова подняла руку, закрыв губы, и только темные глаза полыхали на ее лице.

– Да. Она была девочкой из деревни. Невинной девятнадцатилетней девочкой из глухой провинции. У них с твоим дедом на фронте случился роман. И Лидочка забеременела. Для него это стало полнейшей неожиданностью, потому что к тому времени он уже был много лет женат на бабушке и считал себя бесплодным.

– И когда все открылось…

– Когда все открылось, дед Степан привез Лидочку к себе. Это был единственный вариант спасти ее от бесчестья и дать возможность вырастить сына в приличных условиях, – продолжил Михаил Степанович ровным тоном. – А твоему деду – стать отцом.

– Господи боже мой… – выдохнула Светлана, потрясенно стиснула руки и, помолчав, продолжила вопросительно: – И бабушка Маша…

– И бабушка Маша на это пошла. Она любила деда. Кроме того, они были заметной парой – ведь он занимал хороший пост, мог даже на фронт не идти. Но он не мог и развестись, оставить бабушку, чтобы жениться заново. И они все устроили так, будто бы мальчик Миша родился у законной жены, Марии Ивановны Зарницкой. Сделали все нужные документы. И Лидочка эту ситуацию приняла, растила меня как родного сына… Которым я фактически и был. – Его голос теперь уже откровенно дрожал и шел трещинами, как кора старого дерева, а руки растерянно шарили по одежде в