он ведет борьбу с самим собой, стараясь не задавать вопроса, потому что у него нет такого права.

Однако я произношу его вслух.

– Ты не хочешь, чтобы они узнали.

Тобиас молчит несколько мгновений и произносит низким голосом:

– Так ты будешь выглядеть сообщницей, а не жертвой, которой являешься, и я сомневаюсь, что смогу жить с этим.

– Я прекрасно осознаю, что натворила.

Он резко переводит на меня взгляд, и я понимаю, что, вероятно, ляпнула лишнее.

– Ну а я нет, – признается Тобиас с необычной для него ранимостью в голосе.

– Ты меня не принуждал. И если я решила хранить этот секрет, то не обольщайся: это мое решение. Я сама решила сохранить случившееся в тайне от них. – Все сводится к одному. Принципы, которых я придерживаюсь, принципы, на основе которых Тобиас выстроил свою жизнь, тайны, ложь и связь со своими братьями – они превосходят все остальное.

Могу ли я сохранить еще одну тайну?

Хочу ли?

Хочу ли я облегчить наказание Тобиаса? Хочу ли винить себя больше за то, что придерживаюсь принципов, которым меня научил мужчина, что лишил безопасности?

Поступай как хочешь, когда хочешь и ни о чем не жалей.

Слова Шона.

Я изучаю Тобиаса, пытаясь понять, не очередная ли это уловка с его стороны.

– Неважно, – произношу я. – Оглянись. Ты видишь их? Это ты… – Я отодвигаюсь от него, вдруг испытав к себе отвращение. – Я почти купилась. – Качаю головой. – Ты почти заставил меня поверить. – Я собираюсь встать с кровати, и Тобиас останавливает меня, положив руку на бедро. – Я не поведусь на твои слова, – заявляю я.

Тобиас всего лишь очередной человек без принципов, берущий от меня все, что хочет. Его дальнейшее присутствие обескураживает, но я уверена, что за этим скрываются его истинные намерения. Без этого никак. Тобиас поставил перед собой цель стать единственным мужчиной в моей жизни – сугубо назло своим братьям.

Он наклоняется и ведет костяшками по моей щеке.

– Я знаю, что ты делаешь, и не виню тебя.

– Понятия не имею, о чем ты.

Тобиас взглядом разоблачает мой блеф. То, что он настолько хорошо меня знает и понимает, что я искала о нем информацию, раздражает.

Вот только если в его признании есть хотя бы толика правды, тогда, выходит, он пытался меня защитить. Вот почему он не рассказал братьям. Дело не в том, что меня прятали, а в том, что меня обнаружили.

Теперь этот мерзавец хочет, чтобы я, вопреки тому, как он со мной обращался, поверила, что его черная душа преисполнена добрых намерений.

– Подвергай сомнению все, – прочитав мои мысли, тихо произносит Тобиас. – Я не заслуживаю твоего доверия.

– Сейчас это стало бы чудом.

Он вздыхает и ведет большим пальцем по моей нижней губе.

– Но ты права. Это твое решение. Эта карта твоя, и тебе платить самую высокую цену. Если решишь ею воспользоваться, я отнесусь с уважением к твоему решению. И не стану мешать.

– Ничего не забыл?

Тобиас сводит брови.

– Это ты нас разлучил. Они перестали для меня существовать, Тобиас. – Я прищуриваюсь и уворачиваюсь от его прикосновения. – Что ты от меня утаиваешь?

– Многое.

– Выметайся.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто.

– Так все просто. Ты встаешь, выходишь за дверь и больше не возвращаешься. И тоже перестаешь для меня существовать.

Тобиас наклоняется ко мне.

– Если бы я мог, так бы и сделал – оставил бы тебя и больше не вернулся.

– Так что тебя останавливает? – огрызаюсь я.

Он сглатывает и, встав, заставляет меня подняться на ноги. Я поддаюсь ему.

– Тобиас, – возражаю я, скидывая его руки.

– Позволь мне, – он умоляет меня. – Пожалуйста?

Слово, которое я вовсе не рассчитывала услышать, звучит от него искренне. Я молчу, взирая на Тобиаса с откровенным возмущением, но он с тем же серьезным выражением лица стягивает с моих бедер шорты и хватает меня за руку, чтобы помочь их снять. Медленно приподнимает футболку, снимая ее через голову, и наклоняется, чтобы приникнуть поцелуем к моему обнаженному плечу. Расстегивает лифчик и откидывает его к растущей на полу куче одежды. Стоя в одних хлопковых трусиках, я с пылающими щеками скрещиваю на груди руки, радуясь, что утром сделала выбор в пользу тампона. Тобиас опускает мои руки и оценивающе обводит мое тело взглядом.

Мой пульс учащается, когда Тобиас поднимает с пола пеньюар и, подняв мои руки, надевает его на меня. Шелк ласково скользит по моему телу, ниспадая до середины бедер.

Тобиас отступает назад.

– Exquise.

Я прикусываю губу, чувствуя, как атмосфера вокруг нас сгущается. Тобиас выуживает из брюк бумажник и бросает несколько сотен долларов на кровать за моей спиной. Он замечает, как я оскорблена его поступком, и ладонью прижимает меня к себе, скользя большим пальцем по бедру. Он пылко говорит:

– Я не знаю, где ты купила платье, поэтому не могу его заменить. Но пеньюар напомнил тебя. Нежная. – Он касается поцелуем ниже моего уха. – Чувственная. – Еще один поцелуй. – Утонченная. – Отстраняется, оценивая мою реакцию, а потом облизывает мою нижнюю губу. – Красивая. – Тобиас отпускает меня и отступает назад, прожигая взглядом, после чего разворачивается и уходит. Я остаюсь одна, соблазненная и совершенно сбитая с толку.

Глава 14

После рабочего дня я моюсь в душе, решив позвонить Кристи завтра. Теперь я не знаю, о чем ей рассказывать. После того, как Тобиас оставил меня со своим признанием, я была как во сне и совершала привычные действия. Даже Мелинда оставила меня наедине со своими мыслями, и последние смены я провела словно на автопилоте.

Отработав столько времени на заводе, я привыкла к своему окружению, но иногда меня охватывал страх, несмотря на то, что на стоянку я шла вместе с коллегами. Я знала, что за мной наблюдают, что я под защитой Тобиаса, но порой меня охватывала тревога. Все чаще мои сны становятся кошмарами, и все чаще покой начинает от меня ускользать. Не знаю, то ли дело в чувстве вины из-за роли, которую я играю в крахе моего отца, то ли в выбранном мною любовнике, то ли в пугающей правде, которая мне открылась, но что-то не так.

Я дошла до того, что никому и ничему не доверяю.

Я сказала Тобиасу, что он боится меня так же сильно, как и ненавидит, но после того, как он покинул меня несколько дней назад, стало очевидно, что он пытается изменить ход игры и предстать в лучшем свете.

Ни за что ему не поверю. Тобиас слишком коварен, чтобы его просьбу