Бедная Симона, оказавшаяся и в самом деле девушкойтрепетной, сначала побледнела, а потом позеленела. Хотела что-то сказать и,качнувшись на стуле, чуть не упала.

— Не перед, а после! После того как нас обокрали, мы сСимоной встретились! — рассердился Мишаня. — Познакомились как разчерез неделю после кражи. Не надо тут…

— Я просто спросила, — пожала плечами Фаина, икожа на ее индюшачьей шее затрепыхалась. — Почему все воспринимают любойвопрос так болезненно?

— Кстати, Антон, — встряла Анжелика. —Расскажи, как ты лазил на чердак. Ты ведь проводил расследование?

После этого вопроса все одновременно перестали есть ипосмотрели на Жидкова. Даже дети, которые сидели тише воды ниже травы, поднялиголовы и посмотрели.

— Ну… Кое-что нам в самом деле удалось выяснить.

— Кому это — нам? — переспросил Мишаня.

— Нам с Ларисой, разумеется, — ехидно ответилЖидков. — С кем еще я соглашусь лазить по чердакам?

Маргарита нетерпеливо пошевелилась на своем стуле:

— Ну, не тяни, сынок!

— Мы пришли к следующему выводу, — торжественнопродолжил Жидков. — Макар вряд ли сам выложил из сундука журнал и бант.Это сделал убийца.

— Вот что, — неожиданно грубо перебила егоКапитолина и встала, словно обвинитель на судебном процессе. — Это не придетях, пожалуйста. Дети, вы покушали? Я вижу, что покушали. Тогда — на выход.Идите к себе в комнату и выберите книги для чтения. Через пять минут я к вамприсоединюсь, и мы отправимся в беседку.

Дети молча сползли со своих стульев и так же молчанаправились к выходу. Старший, Артем, изо всех сил прятал глаза. Лариса моглабы поклясться, что они у него пылают. У младшего пылали только щеки, а глазабыли растерянными и даже немного испуганными.

— Извините, — пробормотал Жидков, обращаясь кгувернантке, когда она закрыла за детьми дверь.

— Впредь, пожалуйста, следите за собой, —выговорила ему Капитолина.

Все промолчали, даже Фаина. Впрочем, Лариса заметила, что ейдоставляют удовольствие гувернанткины замашки. Фарисеи! Делают вид, что на всеготовы ради детей, а на самом деле мальчики в этом доме живут, словно взаключении. Лариса и представить себе не могла, что такое возможно. Ей,наоборот, казалось, что современные чада, а особенно те, которые растут вобеспеченных семьях, полные пофигисты, никого не слушают и делают, что хотят. Ивот, пожалуйста, тут оказалось все наоборот.

Она бросила короткий взгляд на Умаиского. Увидев еезабинтованную руку, он должен был потерять аппетит. Однако вместо того, чтобыотложить вилку и сидеть с мученическим видом, этот тип уплетал за обе щекивареную картошку. Он накалывал на зубчики маленькие круглые картошинки,обжаренные в сливочном масле с чесноком, и, жмурясь, разжевывал их, запиваяквасом на ржаных корочках собственного Зоиного изготовления.

— А вот я сейчас принесу эти штуки, — неожиданносказал Жидков и выскочил из-за стола. — Ждите тут. Впрочем, у вас всеравно еще десерт.

— Десерт? удивилась Лариса и спросила у сидящейпоблизости Маргариты:

— А дети как же? Они ведь ушли без десерта.

— Они не едят сладкого, — ответила вместо неегувернантка, а Фаина подхватила:

— Зубы берегут! — И расхохоталась своим скрипучимсмехом.

Сидящая напротив Симона опустила глаза в тарелку. Вероятно,ей тоже было немного не по себе. Да уж, ничего не скажешь, Фаина та еще бабуся.

— А куда же Антоша пошел? — с фальшивойзаинтересованностью спросила Зоя. Она, конечно, все слышала.

— Антоша уже тут, — ответил Жидков, входя встоловую. В руках у него был журнал «Трудовая неделя» и тот самый красныйкапроновый бант, который он подобрал на чердаке.

— Что это? — изумилась Фаина и показала пальцем нажурнал, с обложки которого на нее смотрел лысый деятель коммунистическойпартии. — Кто это?

Лариса перехватила у Жидкова журнал и, открыв первуюстраницу, прочитала:

— «Андрей Николаевич Тамиров, секретарь районнойпартийной организации». Не вызывает симпатии, верно?

— Лицо у него очень… суровое.

— Коммунизм строили не какие-то там, — сказалМишаня. — Серьезные люди.

— А бантик откуда? — неожиданно тонким для егокомплекции голосом поинтересовался Вольдемар, который до сих пор вообще непроронил ни слова.

— Бантик оттуда же, с чердака, — ответилЖидков. — Все ведь знают, что он лежал на этом самом журнале. Фаина, ты неприпомнишь, это не Анечкин бантик?

— Надеюсь, племянничек, ты шутишь, — проскрипеланелюбезная тетка. — Сколько лет прошло… Я ее уже и в лицо забыла! А ужбантики…

— А я вот отлично помню всю свою детскую одежду, —уперся Жидков. И обернулся к матери:

— Ма, ты ведь тоже помнишь?

— Ну… Все — не все, но в основном — да, — ответилаМаргарита, трусливо поглядывая на сестру.

— Зачем это убийца положил на записку Анечкинбант? — продолжал допытываться Жидков.

— Я десерт не хочу. — Фаина поднялась. Вся ее позадышала недовольством. — Занимаетесь всякими глупостями. Как тебе только вголову пришло, Антон, что существует какой-то мифический убийца? Идиотскаяидея.

— Это мне пришло в голову, — вступилась за ЖидковаЛариса. Ей не понравилось, что Жидкову выговаривают за те мысли, которые она емувнушила.

В самом деле, если бы не ее личная настойчивость, он вряд лив открытую заговорил бы об убийце.

Фаина даже не повернулась в ее сторону. Когда она ушла,Анжелика проворчала:

— Убийца в доме! Получается, это кто-то свой, верно?Тот, кто имел ключ от дома. Ведь когда с Макаром случилось… это, дверь былазаперта.

— Не понимаю, — Жидков пожал плечами. — Зачемотрицать наличие записки возле тела Макара? Альберт меня просто потрясает.

— Да-да, Антоша, пойди поговори с ним, — попросилаЗоя, которая сновала из кухни в столовую и обратно. — Он прям как Гитлер вбункере. Там ведь и дверь сверхпрочная, и окна с сигнализацией, и даже впотолке какие-то датчики. Сердце кровью обливается, когда я думаю, что он сидиттам один.

— Сидит, — подтвердила Анжелика. — Решил, каквсе закончится, тогда он и выйдет.

— Что закончится? — негромко спросил Уманский, иЛариса погладила свою забинтованную руку другой ладонью. Пусть видит, как ейбольно.

— Вероятно, Альберт ожидает еще каких-то… событий.

— Извините, но мне нужно к детям. — Капитолинавстала и сложила салфетку в четыре раза. Прижала ее тарелкой и спрятала руки заспину. — Спасибо за обед.

Уманский, сидевший рядом, поднялся вслед за ней.