Выходим. Все в порядке. Если память ему не изменяет, у входаон видел кучу старых ржавых труб. Это как раз то, что ему надо. Он направляетсяк выходу из больницы. Вот и тюремный двор. Уже рассвело. Число полицейскихудвоено. Всюду идет проверка. Конечно, они считают, что он уже убежал. Отовсюдудоносятся крики. Наклоняемся, берем эту железку. Ну, если бы кто-нибудь иззнакомых его увидел. Несмотря на весь трагизм ситуации, он улыбается. Какойгомерический хохот поднялся бы. Эта мысль почему-то успокаивает его, и он почтиспокойно проходит по двору. Его никто не останавливает. У ворот всех проверяют.Что будет? Терять ему уже нечего. Пошел.

Несколько человек прямо у ворот. Автоматы наготове. Гонсалесмедленно движется к ним. На плече тяжелое железо. Эта чертова труба будто веситнесколько тонн. Мигель не брился со вчерашнего дня. Его черная щетинапроизводит отталкивающее впечатление, еще бы! Знали б они, что бреется он двараза на дню — утром и вечером. Правда, это было давно. Растрепанные волосы,грязный халат и особенно эта труба служат тем пропуском, перед которым должныраспахнуться тюремные двери. Это азы психологии. Увидим.

Вот и ворота. На него смотрят сразу несколько охранников.Что будет? Ну, еще один шаг. Его никто не останавливает. Полицейские равнодушноотворачиваются от человека, несущего большую железную трубу. Представить себе,что это может быть человек, бегущий из тюрьмы, невозможно. Слишком уж открыто ибесстрашно идет. Еще немного. Еще. Неужели прошел? Ворота тюрьмы позади. Сзадикакой-то выкрик. Мигель даже не поворачивает головы. Кажется, это не к нему.Все спокойно. Все хорошо. Иди медленнее, медленнее. Первые пятьдесят шагов онеще не верит, что вырвался. Заворачивает за угол. Переводит дыхание. Неужели вырвался?А что теперь? В кармане нет ни одной рупии. Взять такси и подъехать к явочнойквартире? Об этом нельзя и думать. Он не имеет права нарушать конспирацию. Акуда еще? Идти туда пешком? Если он не ошибается, это километров десять. А чтоделать?

Он не может даже позвонить. Подозрительно одетый иностранец,не говорящий на местном языке и прямо тут рядом, у тюрьмы, клянчащий монеты длятелефонных аппаратов, может привлечь, естественно, внимание полиции. Мигельвспомнил, что у него на плече труба. Он с грохотом опустил ее прямо на тротуари выпрямился, оглядывая себя. Вид великолепный. Можно идти по улицам Джакарты исобирать милостыню.

У него опять сильно заныла грудь. И этот проклятый халат неснимешь, все сразу увидят кровь на его груди. Черт, об этом он даже не подумал.Он может внести инфекцию в рану. Так тебе и надо. Не надо было засыпать там, втюрьме, чертов дурак. Все-таки придется идти в таком виде. И идти далеко.

Чувствуя на себе взгляды прохожих, Мигель вздохнул и зашагалв сторону центра. Это как раз тот случай, когда рассчитывать можно только насвои ноги.

Никакие уговоры не помогли. Дюпре и Луиджи хохотали каксумасшедшие. Увидев пришедшего на явочную квартиру Мигеля, они сначала даже неповерили своим глазам и, разобрав, кто перед ними, скорчились в таком смехе,что добрых пять минут их не могли остановить.

— В этом виде ты можешь стоять на паперти! — кричал Луиджи.

— Да, — говорил Мигель, оглядывая себя, — я, конечно,приношу извинения миссис Дейли за свой вид. Прошу меня простить, но там не былолучшей одежды, — вздохнул Гонсалес.

— Ничего, ничего, — миссис Дейли улыбалась, — мы не знали,как вас выручить. Чанг утром хотел ехать в тюрьму. Рассказывайте, как вамудалось вырваться оттуда?

— Не буду, — неожиданно упрямо выпалил Мигель.

— Почему?

— Пока не побреюсь и не переоденусь, не скажу ни слова, хотьпытайте.

Дюпре рассмеялся.

— Луиджи, проводи его в ванную. Мы подождем, но не большепятнадцати минут.

Через пятнадцать минут вся группа «Дубль С-14», генеральныйкоординатор и ее помощник расселись вокруг стола, и Мигель начал свой рассказ.В течение всего рассказа Дюпре не раз перебивал его, задавая короткие, быстрыевопросы.

— Итак, — подвел итог Гонсалес, — я установил, что приказ убратьТаамме был получен от господина Муни. У меня просто руки чешутся встретиться сэтим негодяем. Тем более что это ему я обязан теплым приемом в тюрьме, когдаменя едва не отправили на тот свет.

— Вы перебинтовали рану? — спросила миссис Дейли.

— Да. Все в порядке. Не беспокойтесь. Я даже успел принятьлекарство. Думаю, ничего страшного.

— Значит, господин Муни? — спросил Дюпре.

— Да.

— У вас есть что-нибудь на него? — обратился Шарль к Чангу.

— Я знаю его. Это крупный банкир, коммерсант. Он несколькораз проходил по делам контрабанды, но в каждом случае умудрялся выйти сухим изводы.

— Ну на этот раз не умудрится. Чанг, пожалуйста, болееподробно: кто, что, чем занимается.

— Понятно.

— А вот мне непонятна одна деталь, — вмешалась миссис Дейли,— почему, потеряв из виду Хун Сюня, вы поехали в публичный дом, решив, что онприедет туда. Откуда такая уверенность?

— Я просто догадался, — пошутил Мигель.

— И все-таки. Мне интересно. Каким образом?

— Ну… видите ли… Простите, миссис Дейли, но вы женщина, и яне могу при вас…

— Вы меня абсолютно не шокируете. Рассказывайте. Я все-такигенеральный координатор зоны.

— Вы женщина.

— И все-таки.

— Это так обязательно?

— Нет. Но мне интересно. Почему вы решили, что он будет там?

— Я заранее прошу меня простить.

— Ну, не тяните.

— Видите ли, я же говорил вам, что следил за ним, однажды онподъехал к этому дому и пробыл там десять минут.

— Ну…

— Он пробыл там десять минут.

— Ну и что?

— Простите, миссис Дейли, но мужчина не приезжает в такоеместо на десять минут. Ему нужно для этого хотя бы полчаса.

Громкий хохот потряс комнату. Даже невозмутимый Чангулыбнулся.

— Редкая проницательность, — заметил, давясь от смеха,Луиджи.

Сообщение Мигеля всем пришлось явно по душе.

Когда смех несколько поутих, Гонсалес обратился к Луиджи:

— Узнал что-нибудь о Моррисоне?

Луиджи, заметно помрачнев, кивнул головой.

— Они и его?..

— Хуже.