Как профессионал, Гонсалес понимал — так и должно было быть,но это вынужденное бездействие все равно выводило его из себя. Уже второй деньШарль и Луиджи ведут наблюдение за господином Муни, а он вынужден сидеть вчетырех стенах, не имея возможности помочь им. Он не имеет права даже покинутьэту заброшенную виллу в семидесяти километрах от Джакарты, куда его привезЧанг.

Мигель взглянул на часы. Второй час дня. Чем бы заняться? Онсел за стол и почему-то принялся чертить ровные полосы на чистом листе бумаги.Довольно скоро ему это надоело. Чертыхнувшись, он швырнул ручку и, перейдя вдругую комнату, бросился на диван лицом вниз. Мда-а… события последних дней ивспомнить страшно. И двое убитых. Угораздило же его. Один там, в публичном доме,другой в тюрьме. Правда, стрелял и убивал он оба раза, защищая собственнуюжизнь, но все-таки… Мне это может понравиться. Что со мною? Я становлюсьпатологическим типом. Маньяк-убийца. Да нет, наверное, нет. А все-таки страшно.Как вспомню ту ночь в тюрьме… Одни кошмары снятся, все время вижу этунадвигающуюся физиономию и не успеваю проснуться. Нашли же такого. Ему бы вцирке выступать. Сукин сын. Хоть бы разбудил. Так нет — спящего прирезатьхотел. Подонок. Животное. Те ребята в публичном доме хоть были мужчинами — непобоялись идти на меня, хотя прекрасно знали, что я вооружен. А этот… До сихпор грудь болит. Хорошо еще, что не опасно. В этой чертовой экзотической странеможно ждать всего. Я бы не удивился, узнав, что его нож пропитан ядом. Этимерзавцы на все способны. Хотя, честно говоря, это я перегнул. Это уже изобласти детективов. Спящего можно зарезать и простым перочинным ножом, а то ипросто придушить. Ах, господин Муни, господин Муни, считайте, что вам оченьповезло. Я бы с удовольствием перед отъездом прострелил бы вам вашу погануюрожу, даже если меня выгонят из «голубых».

Гонсалес вспомнил детские лица, выглядывающие из-за дверей вквартире Куусмууджи, и сжал кулаки. Ведь это господин Муни приказал «проститьпредателя и его семью». Термин-то какой сволочной придумал — «простить». «Я бытебя простил», — Мигель вспомнил фотографии, которые ему привез Чанг. Безсодрогания на них невозможно было смотреть. А я еще раскисаю. Убийца. Да такихвешать мало. Он перевел дыхание. Ничего, ничего, господин Муни, не я, такдругие. За твоей головой уже начата охота. Это если не считать конкурентов иполицейских. Рано радуешься. Рано.

А вот Фогельвейда убили, снова вспомнил Гонсалес. И Рожетоже. И Таамме. Кто? Кто мог сообщить о них? Кто их выдал? Элен Дейли?Миловидный генеральный координатор — предатель? Нет! Если даже предположитьневозможное, то тогда были бы провалены все наши агенты на линии, а этого непроизошло. Значит, отпадает. Чанг Са? Невозмутимый индонезиец? Ему, конечно,легче найти общий язык с людьми триад. Но он ничего не знал о группеФогельвейда, во всяком случае, об их прибытии. Ему был известен лишь Таамме. Онтоже отпадает. Генеральный комиссар или региональный? Глупо. Глупо подозреватьлюдей, которые руководят нашей операцией. Глупо и смешно. Значит, кто-то из ихокружения. Дюпре говорил, что знали о группе Фогельвейда только трое. Трое, несчитая генерального комиссара зоны. Как их зовут? Видно, Иуда притаился срединих. Интересно, сколько «стоят» его «тридцать сребреников»? Сука. Ну ничего. Идо тебя очередь дойдет — дай только время. Хотя… Очень может быть, что игосподин Муни не знает, кто является его осведомителем. Такие дела очень частообделываются без свидетелей. Как правило, личные встречи исключены. Мигельпотянулся, развел руками. А грудь все же до сих пор болит. Не везет ему. Всеголишь третий год работает, а уже третий шрам. Первый он получил еще во времяподготовки. Их, целую группу молодых новичков, привезли на остров К…. где они ипроходили двухмесячную «особую подготовку». И вспомнить страшно. Изнурительныемарш-броски, стрельба из любых положений, прыжки с низко летящих вертолетов безпарашюта, лингафонные кабинеты — все это были только «семечки». А чего тамтолько не было. Вот тогда он и умудрился получать первый шрам. Их пятерыхвыбросили в приграничный район боевых действий. Почти боевых, ибо пограничныерайоны в этой азиатской стране приравнивались к районам боевых действий. Передними стояла только одна задача: целыми и невредимыми дойти до столицы, где ихждал специальный представитель Интерпола. Благополучно дошедшим ставилиудовлетворительные отметки и переводили в разряд профессионалов. Этотдвухнедельный поход стоил двух лет жизни. Правда, они дошли. Все. Все пятеро,но уже на следующий день трое из них заболели какой-то редкой азиатскойболезнью. Экзамен был ему зачтен. Но домой он возвратился в страшном состоянии.Друзья и близкие не узнавали его. Голова, брови, плечи были покрыты какой-товлажной массой, и отдаленно не напоминающей волосы. Почти повсюду на теле волосянойпокров гнил и выпадал. Когда поползла левая бровь, он решил обратиться кврачам. Несмотря на все усилия лучших профессоров, волосы продолжали гнить. Назадней части головы образовалась уже большая гнойная рана, когда наконец-товрачи нашли противоядие, остановившее этот процесс.

Все лечащие его врачи дивились лишь одному — такая болезнь вих стране еще не была зарегистрирована. Это была редкая азиатская экзема, ибыло совершенно непонятно, каким образом Гонсалес заболел ею. Мигель с улыбкойвспомнил, как врачи оживленно и радостно кружились у его головы, обсуждаянаучные аспекты этого вопроса.

Как бы там ни было, его наконец вылечили, и он приступил кработе. За два с лишним года он уже трижды участвовал в операциях «голубых»,правда, в первый раз в качестве технического исполнителя. Во второй раз тоже небыло ничего особенного, если не учесть, что, прыгая со второго этажа, онумудрился вывихнуть себе ногу и порезаться о стекло, выбив оконную раму. И воттеперь уже третье, «боевое», если можно так пошутить, ранение. Впрочем, Мигельне имел оснований жаловаться на судьбу. Она и так была слишком благосклонна кпервому помощнику регионального инспектора. Хотя бы тем, что он до сих пор жив.

Гонсалес неохотно поднялся с дивана и, налив себе фруктовойводы, уселся перед видеомагнитофоном. Чанг оставил его специально для Мигеля,чтобы тот особенно не скучал. Он нажал кнопку на дистанционном пульте. С экранапослышались выстрелы. Боевик, разочарованно отвернулся Мигель, так я и думал.Он выключил магнитофон. Посидев несколько минут в тишине, передумал. Все равноделать нечего. А фильм может быть интересным. Посмотрим, кого там убивают.

На экране снова показались фигуры. Полицейские. Они кого-толовят. Нет, это все-таки неинтересно. Поставим другой. Через минуту он ужесмеялся. Секс-фильм. Какая прелесть. После стрельбы в Джакарте ему сейчас оченьнужен секс. «Любимец публики», «герой публичных домов», кажется, так егоназвали Дюпре и Минелли. Даже Элен пошутила: «Вы не могли бы повторить на бис?»Он с отвращением вспомнил женские лица этого заведения. А запах! Запах!Господи, после этого и жить не хочется. Неужели люди могут находитьудовольствие в таких вот местах? К черту! Он решительно щелкнул переключателем,доставая кассету. Поставим другую. А что это? Звездная война? Впрочем, нет, непохоже. Вот и экипаж корабля. Что-то знакомое. А это, очевидно, неисследованнаяпланета. Он же видел этот фильм! Ну да, «Восьмой пассажир» или что-то в этомроде. Надо же. Гонсалес улыбнулся. Когда он смотрел его в первый раз? Вспомнил.В июле 1980 года. В Польше. В Варшаве. Именно в Варшаве.