При мысли о том, что я это теперь знаю, мне становится очень не по себе.

Он же не просто мой психолог. Он еще и следит – теоретически – за моей учебой. Хотя за пять недель так ни разу ею и не поинтересовался.

Я уверена, что его белье так и останется в шкафу, но Патти – человек, который всегда и все делает Как Надо.

Даже если для этого приходится копаться в чужом обсессивно-компульсивном бельевом расстройстве.

Чтобы перенести всю эту гору вниз, в прачечную, приходится делать три рейса.

Загрузив первую порцию белья в стиральную машину, Патти разом превращается в настоящее торнадо.

Только тут я понимаю, что раньше это был максимум небольшой шторм в тропиках.

К тому времени, как на лестнице появляются Делл и Куанг Ха с ящиками кухонной утвари в руках, мы успеваем вымыть пол (он оказывается не коричневым, а переливчато-оранжевым), вымыть микроволновку и кухонные столы и набить разнообразным мусором еще восемь мешков.

Я много знаю о бактериях и микробах, поэтому происходящее очень меня увлекает.

Не успевает Делл втащить все, что они привезли из гаража, как Патти сует ему следующий список и выставляет психолога за дверь.

Куанг Ха остается с нами.

В квартире у Делла все какое-то серое.

Наверное, всему виной кусок брезента, который кто-то бросил на потолочное окно в гостиной. Может, чтобы не слишком тратиться на охлаждение воздуха, или еще почему-то.

Брезент успел собрать на себя кучу грязи. По краям, где в дождь собирается вода, вырос ободок из гнили и плесени.

Поэтому, какая бы погода ни стояла на самом деле, в гостиной у Делла вам всегда кажется, будто на улице бушует ураган невиданной силы.

Патти упирает руки в бока и, прищурившись, разглядывает закрытое мешковиной окошко.

И говорит:

– Так нельзя.

Взгляд ее не сулит ничего хорошего.

Я тоже смотрю вверх.

Такое впечатление, что на потолке валяется гигантский грязный подгузник.

Патти только что вручила сыну большой пластиковый мешок с винными и пивными бутылками (стояли под раковиной) и велела отнести мусор вниз. Но теперь она снова обращается к Куанг Ха.

Патти показывает на потолочное окошко:

– Поднимись на крышу и убери эту гадость.

За этот месяц я ни разу не видела, чтобы Куанг Ха радовался, да и теперь он смотрит так же хмуро, как обычно. И говорит:

– Ты же мне сказала вынести бутылки.

Патти отвечает:

– Сделай и то, и то.

Мне становится его жалко, и я предлагаю:

– Я помогу.

Куанг Ха не нуждается в моей помощи. Однако его стандартный операционный протокол предписывает игнорировать меня. Напрочь.

Меня это устраивает.

Он поднимает тяжелый мешок и идет к двери.

Я – за ним.

Мы выходим в холл. Куанг Ха тащит мешок с бутылками. По идее, прежде чем лезть на крышу, мешок стоило бы оставить здесь, но Куанг Ха не выпускает его из рук.

Я ничего не говорю, потому что он старше и терпеть меня не может. И еще потому, что я теперь вообще мало говорю.

Ведь и уборку в квартире Делла Куанг Ха пришлось делать из-за меня и моих проблем.

В конце коридора – лестница; висящий рядом знак указывает, что она ведет на крышу.

Мне хочется, чтобы Куанг Ха оставил мешок с бутылками здесь. Наверное, он что-то пытается мне доказать, может, что ему совсем не тяжело нести такой груз. Но я же знаю, что тяжело.

За сегодняшний день я перетаскала больше вещей, чем за последние шесть месяцев.

Куанг Ха идет вверх по узким ступенькам. Наверху – дверь с табличкой:

Нас вряд ли можно считать обслуживающим персоналом, но Куанг Ха, не задумываясь, распахивает дверь. Солнце уже садится, но снаружи еще светло. На крыше – десять потолочных окон и десять старых грязных тряпок.

Значит, не только у Делла в квартире лежит серая тень.

Я вижу, что Куанг Ха не знает, которое окно нам нужно.

Я показываю влево:

– Нам туда. Третье по счету – его гостиная.

Куанг Ха не спорит, потому что за тот месяц, что мы живем рядом, понял: когда я открываю рот, то говорю только о том, что знаю.

Не выпуская из рук мешка с бутылками, Куанг Ха идет по раскаленной крыше.

Я снова – следом.

Зачем я иду за ним? Я хожу следом, как маленький ребенок за старшим братом, и вижу, что его это только пуще злит.

По углам тряпки прижаты кирпичами, и, добравшись до Деллова окна, я поднимаю кирпич.

Куанг Ха наклоняется и свободной рукой сдергивает грязную тряпку.

Но тут из другой руки выскальзывает мусорный мешок, из него сыплются бутылки, и одна бутылка разбивается прямо у ног Куанг Ха.

Зеленые стекляшки летят в разные стороны, пара кусочков падает на чистый пластик не укрытого больше тряпкой окна.

Я-прежняя взвизгнула бы от резкого звука.

Я-нынешняя готова к такого рода вещам.

Уж скорее я-нынешняя удивлена тем, что летучие осколки не изрезали нас в кровь.

Куанг Ха и прежде бывал сердит, но теперь он по-настоящему зол. Он начинает собирать осколки.

Я быстро прихожу на помощь.

Наклонившись над окном, я вижу, что три осколка поймали солнечные лучи. От них на полу комнаты, что у нас под ногами, появились пятнышки цветного света.

Я бросаю взгляд на Куанг Ха. Он тоже это видит. Я говорю:

– Прямо как витраж.

Куанг Ха молча берет пивную бутылку и бьет ее о крышу. И выкладывает на окно кусочек янтарного стекла.

На ковер в гостиной у Делла ложится насыщенный оранжевый отблеск.

Мы переглядываемся.

Молчим.

А потом принимаемся раскладывать стекляшки, чтобы закрыть ими все окно.

Чтобы хватило стекла, приходится разбить все бутылки до единой.

Эта работа приносит мне странное удовольствие.

Куанг Ха колотит плоды чужого пристрастия к алкоголю молча, но я вижу, что и ему работа нравится.

Закончив, мы идем вниз.

Куанг Ха открывает дверь квартиры, и мы сразу видим, что комната удивительным образом преобразилась.

Все дело в свете.

Падающие сверху лучи окрасились в зелень и янтарь.