Заурядное и унылое окно внезапно преобразилось.

Вошедшая Патти видит, что мы стоим и глядим вверх, на то, что получилось. Я не хочу, чтобы она сердилась, особенно – на Куанг Ха. Я говорю:

– Мы потом уберем.

К моему удивлению, Патти говорит только:

– Куанг Ха, если можешь придумать, как переставить мебель получше, – переставь.

Он берется за дело, и меня это совсем не удивляет.

Куанг Ха все перетаскивает на новое место, а диван и кресла выставляет под углом друг к другу. Мебель у него не жмется вдоль стен, а выстраивается причудливыми группами.

Когда он заканчивает, мне хочется сказать:

– Зрительный образ комнаты претерпел качественные изменения.

Но вместо этого я говорю:

– Комната стала выглядеть лучше.

Куанг Ха лишь пожимает плечами в ответ, но видно, что он больше не хмурится.

Мы впервые работали вместе, и я только теперь понимаю, какое это странное чувство.

Для нас обоих.

Вынуждена признать: совместное пребывание в одном помещении с подростком, который способен оценить визуальные достоинства битого цветного стекла, несколько примиряет меня с этим миром.

Делл выдернул листок со своей фамилией из рамки на почтовом ящике номер 28 и сунул вместо него листок с каллиграфически выписанной фамилией «Нгуен» (творчество Куанг Ха).

После этого Делл напрямую рванул к своей машине и выехал со стоянки за миг до того, как на нее свернула машина Леноры Коул.

Делл поехал в ближайший бар, называвшийся «Молоток». В «Молоток» чаще всего приходили те, у кого машина попала в аварию или отрубилось электричество на самом пике жары и растаяло все мороженое в морозильнике.

Бар притягивал неудачников. Никому бы и в голову не пришло надеть сюда свой лучший свитер или модные узкие джинсы.

Поэтому Делл чувствовал себя здесь как дома.

Въезжая на парковку, он испустил вздох облегчения. Он все-таки вырвался из лап Патти Нгуен.

Открывая дверь машины, Делл услышал собственное возмущенное бормотание:

– Да кто она такая? Кто ей позволил командовать? Можно подумать, кто-то умер, и она теперь главная!

Тут он вспомнил, что недавно действительно погибли двое. И не исключено, что командование Патти Нгуен невольно передал он сам, когда позволил ее пробивной дочери ввязаться в дело.

Одно Делл знал точно: при нем на его кухне сроду не бывало настоящих овощей, а сейчас кто-то готовит там горы шпината.

Ну, хоть гору его белья перестирают.

Делл отыскал в сумраке бара свободное место, поставил локти на липкую стойку, вытащил из кармана ручку и подтянул к себе тонкую коктейльную салфетку.

Ему нужно было восстановить чувство контроля над происходящим, и потому он вновь обратился к Классификации странных типов.

Он записал:

1 = белые вороны

2 = выпендрежники

3 = волки-одиночки

4 = чокнутые

5 = гении

А потом добавил еще одну, самую новую категорию:

6 = диктаторы

* * *

Чтобы добраться до «Садов Гленвуда», Маи пришлось пересаживаться на другой автобус и ехать через весь город.

Ей это совсем не понравилось.

Из салона она позвонила маме, и только тогда узнала о надвигающемся посещении опеки.

Почему ее никто не предупредил?

Прошел час. От тяжелого рюкзака у Маи болели руки.

И еще болело на душе, но совсем по-другому.

Стоило ли притворяться, будто Нгуены живут в квартире Делла Дьюка?

Может, и правда было бы лучше, если бы Иву сразу после аварии забрали в Центр защиты детей?

Мама ясно дала понять: еще одного ребенка они взять не могут.

Маи хотела как лучше – но вдруг она тем самым сделала Иве только хуже?

Маи прицелилась и обутой в тонкую тканевую тапочку ногой с размаху наступила на желудь.

Но устроившийся посреди истрескавшегося тротуара желудь не пожелал размазаться в кашу.

Он был крепкий и твердый. Маи стало больно. Как будто наступила на острый камушек.

По мышцам прошла судорога.

Как много на свете вещей, которые могут неожиданно причинить боль.

Маи ударила по желудю носком тапочки, и тот полетел через весь тротуар прямо на проезжую часть. Где и угодил сразу же, весь такой зелененький, под колеса проезжающей машины.

Маи подошла к самому краю тротуара и присмотрелась.

Желудь ничуть не пострадал. Так и лежал посреди дороги на боку, и ничего ему не делалось.

Маи бросила рюкзак на тротуар и отправилась вызволять желудь.

Он был из тех, что не сдаются.

Маи сунула желудь в карман.

Удача. Этот желудь приносит удачу.

Надо будет потихоньку от Ивы его куда-нибудь подсунуть. Пусть она его найдет.

Я устала до изнеможения.

С моей помощью квартира одинокого ленивого отшельника-барахольщика превратилась в настоящий семейный дом.

И превращение это произошло неправдоподобно быстро.

Закипает вода в бамбуковой пароварке, я режу зеленый лук, который сунула мне Патти, и тут звенит домофон.

Пришла Ленора Коул.

После аварии я раз в неделю посещаю Центр защиты детей.

Меня осмотрели врачи. Я трижды побывала на сеансе у психиатра (доктора Рона Макдьюитта) и дважды видела Ленору Коул.

Поговаривали о том, чтобы найти мне постоянную фостерную семью, но для больших детей место найти всегда трудно.

В прошлый четверг одна девочка в туалете Центра сказала мне, что если все молочные зубы у тебя уже выпали, то никому ты не нужна.

И еще сказала, что обычно будущие родители выбирают светловолосых.

Вряд ли она хотела меня обидеть или еще что-то в этом роде.

У нее волосы были вроде моих – черные как сажа.

Соцработник не задерживается у нас надолго.

Это хорошо.

Кажется, мы прошли проверку.

Патти не собирается принимать меня в семью, но даже временным опекунам предъявляются определенные требования.

Уже в коридоре Ленора Коул говорит:

– Мы найдем тебе подходящее место. Это наша работа.

Я молчу.