его плечах, дотрагиваясь до волос на его затылке, пока он не берет одну из них и не тянет к своему паху, прижимает несколько раз и отпускает, когда решает, что я уже поняла, что делать дальше. Я возбуждена. И напугана. Жаль, что не успела сделать выбор еще в пабе, а еще лучше в хостеле, потому что сейчас, наверное, хорошо бы понимать, собираюсь ли я трахнуть его, или отсосать, или кинуть со стояком. Я не уверена, хочу ли делать это сейчас, хотя и не вижу причин, почему нет, но когда я представляю, как он берет меня за волосы и прижимает мою голову к своим коленям, мне вдруг перестает хватать того воздуха, что остается при поцелуе, и я отодвигаюсь.

– Все в порядке? – шепчет он и гладит меня по волосам.

– Я довольно сильно пьяна, – говорю я. Надо мной, впервые за все время, пока я на острове, нет облаков, и я вижу звезды – густые как молоко, как цельное молоко, вылитое на гранит, и их слишком много, мне приходится закрыть глаза, но созвездия все равно остаются, они крутятся и мельтешат на моих веках.

– Мы такие маленькие и большие, – говорю я, моя голова на его плече. Он начинает целовать меня в ухо, потом в шею, потом снова разворачивает меня к себе.

– Скоро займемся делом, – говорит он, наверняка имея в виду секс, но потом спрашивает: – Ты говоришь на других языках?

– Не особо, – отвечаю я.

– Подумай об этом. – Он кусает мою мочку слегка сильнее, чем надо, и снова целует меня, прежде чем я успеваю спросить, о чем конкретно мне надо подумать. Когда поцелуй заканчивается, он берет меня за плечи и улыбается так, будто я сделала все правильно. Я улыбаюсь в ответ.

– Мне надо отвести Лейси домой, – говорю я, хотя на самом деле хочу, чтобы ночь закончилась на этом моменте, пока все идеально. Мы встаем, чтобы пойти обратно в бар, и я оступаюсь. Когда он кладет руку мне на поясницу, кажется очень правильным, что он меня направляет.

Если наступит конец света, когда все большие города будут разрушены, а средства связи – уничтожены, Лейси и я договорились встретиться в Айова-Сити, штат Айова, на кладбище, около статуи Черного ангела. Ее легко найти, а этот город, как нам показалось, вряд ли будет затронут, потому что в нем особо ничего не происходит. И к тому же он находится в самом центре страны: отсюда мы сможем отправиться в любую сторону, в зависимости от конкретных обстоятельств апокалипсиса.

От этого плана, этих размышлений о самом худшем, за версту несет мной, но именно Лейси как-то позвонила мне поздно ночью, когда я училась на первом курсе колледжа. Она мыла посуду и по радио NPR услышала историю. Семья в сельской части штата Миссисипи – конкретное местоположение не назвали – содержала пустую коммуну: ряды домов, забитые одеждой, теплыми одеялами, крепкой обувью и участками под огороды. «Дело в том, – сказал местный управляющий, – что нельзя дожидаться худшего, а уже потом заняться фермерством. Так вы умрете с голоду. Мы держим это место наготове: здесь есть запасы еды, и те, кто оплатил подписку, могут ни о чем не беспокоиться. Конечно, у нас больше подписчиков, чем домов, но мы не думаем, что все смогут сюда добраться. За это мы уже не отвечаем». В словах мужчины не было ни капли сентиментальности. И он, и его жена, и их четыре дочери явно жили хорошо.

– А у нас нет никакого плана, – повторяла Лейси, рассказав мне эту историю, и будто не желая в это верить. – У нас нет плана.

Будто мы такие одни.

В пабе мне нужно только одно – найти Лейси и пойти с ней домой, разговаривая и держась за руки, как будто мы снова маленькие, потому что мы бухие и счастливые, мы сестры, и это звучит волшебно, как отцу всегда и хотелось, потому что именно это нас сюда и привело. Я осматриваю бар. Из толпы танцующих остались только несколько парочек: они качаются под музыку, уткнувшись друг в друга. Я иду в туалет и заглядываю под двери кабинок. Лейси нигде нет.

Я выхожу на улицу, в холодный влажный воздух. Я злюсь на нее за то, что она не здесь, когда так нужна мне, – как всегда, куда-то ушла. Женщина наваливается на мужчину, прижимая его к стене. Оба курят: поразительно, что они еще не обожгли друг друга.

– Вы не видели девушку? Американку? С длинными волосами и юбкой?

Они качают головами. Я обхожу паб, возвращаясь к тому месту, где Патрик все еще сидит на стене.

– Не могу найти Лейси, – говорю я. В голосе паника, я и сама это слышу.

– С ней все нормально, – отвечает он. – Она была с Лео.

– Когда?

Он смотрит на меня и пожимает плечами – «не волнуйся», затем похлопывает по стене.

– Залезай сюда.

Я не двигаюсь с места.

– Она большая девочка, все с ней в порядке.

Я мотаю головой, не переставая дрожать.

– Андреа. Ты завелась на пустом месте.

– Я спокойна, – говорю я, но мысли летят вперед.

Она не большая девочка. Как и я. Мы маленькие девочки, но я немного больше, и это «немного» определяет все. Я говорю Патрику что-то из разряда «ничего страшного» или «не волнуйся». Он кивает и выглядит взволнованным, но не из-за Лейси. Я вижу, как он заново меня оценивает, как его спина выпрямляется, его руки больше не зовут меня к себе, и я хочу убедить его, пообещать ему что-нибудь, но могу выговорить только:

– Мне надо было отвести ее домой. Она хотела пойти домой.

Я бросаю его, бегу обратно к дороге, которая в обоих направлениях исчезает среди полей: на запад к хостелу, на восток к пристани. Ей незачем было идти к пристани. Она точно пошла в хостел. Мысли спотыкаются, как ноги в темноте, – неуклюжие, но неудержимые. Вокруг темно, если не считать круг света у паба. Настоящая густая темнота – такая, которую города в себя не впускают. Через некоторое время глаза привыкают к свету луны в лужицах на дороге. Ноги опять намокли.

– Лейси? – говорю я, пытаясь позвать ее, если она там, где я не могу ее увидеть: лежит в канаве у дороги, свалилась со скалы, задушена в поле. Ненавижу эти яркие сцены насилия, которые всегда таятся на краю моего воображения. Мой зов звучит как шепот, будто я боюсь что-нибудь накликать из темноты.

Шум паба