– Он называет нашу реакцию на них психосоматической. Мол, вся эта шумиха с безумием вызвана не тварями, а экзальтированными людьми, которые их видят.

«Шумиха с безумием… – думает Мэлори. – Чье это пренебрежительное выражение, бывшего соседа Гари или его собственное?»

– Хочу рассказать вам, ребята, как жил на прежнем месте, но предупреждаю: история мрачная, – говорит Гари.

Мэлори хочет его послушать. Все обитатели дома хотят. Гари проворит рукой по волосам и начинает рассказывать.

– Обошлось без объявлений в газете, а мои соседи оказались куда старше вас. Мы даже не пытались приспособиться и притереться друг к другу. Друг моего брата Дункана очень серьезно отнесся к Русским Байкам, одним из первых в них уверовал. Они идеально вписывались в его теорию заговоров и параноидную веру в то, что правительство или кто-то еще стремится нас извести. Сам я и сейчас не до конца верю в происходящее. Да и кто меня упрекнет? Мне уже за сорок. Я привык к прежней жизни, а новую беду даже постичь не мог. Я отторгал ее. Но Кирк, друг моего брата, сразу принял ее как данность. Принял и никого больше не слушал. Однажды Дункан позвонил мне и сказал, что Кирк зовет нас к себе на пару дней, чтобы мы получше разобрались в этой «беде». «В какой еще беде?» – спросил я. «Гари, по телевизору лишь о ней и говорят». – «О чем речь, Дункан? О случившемся в России? Ты шутишь?!» – «Да ладно тебе! Поедим пиццу, выпьем пивка, порадуем Кирка. Не убудет же с нас». – «Спасибо, но нет», – ответил я. Выслушивать анализ сенсаций от Кирка – то еще удовольствие. Но вскоре я все же приехал. За сообщениями я следил не пристальнее других обывателей, но все же встревожился. Тогда я еще сдуру пытался закрывать глаза: нет, мол, такое невозможно. А потом в один прекрасный день услышал новость о сестрах на Аляске и решил, что пора действовать. Вы удивитесь, что я так долго упорствовал. На Аляску беда пришла сравнительно поздно. Но Аляска – это Америка, а я как настоящий провинциал не боюсь грозы, пока возле дома не громыхнет. Помню, корреспондента потрясло то, о чем он рассказывал. Да, у него даже дрожал голос. Историю вы наверняка слышали. Некая женщина увидела, как ее пожилые соседки, родные сестры, выходят из дома. «На прогулку собрались», – решила она. Три часа спустя женщина услышала по радио, что сестры сидят на крыльце у больницы и кусают проходящих мимо. Женщина считала, что соседки-сестры ей не чужие, что она сумеет помочь, вот и поехала в больницу. Увы, она ошиблась. Си-эн-эн показали ее без лица. В буквальном смысле без лица, кожа валялась на асфальте возле окровавленного черепа. Рядом лежали две старушки – их застрелили полицейские. Картинка меня взбудоражила. Зауряднейшие люди. Зауряднейшая обстановка. По мнению Кирка, инцидент подтверждал его параноидные фантазии. Но я, растущим страхам вопреки, не был готов расстаться с привычной мне жизнью и стать боевиком, как предлагал Кирк. Я соглашался завешивать окна, запирать двери и прятаться, но Кирк собирался воевать с «оккупантами» – с инопланетянами или с кем-то еще, он не уточнял. Об оружии и военном снаряжении он говорил с уверенностью ветерана. Хотя какой он ветеран – пороху не нюхал… – Гари делает паузу, о чем-то размышляя. – Вскоре дом наводнили псевдосолдатики. Кирку нравилось играть в генерала, а я наблюдал за его фиглярством со стороны и регулярно отговаривал Дункана от участия в клоунаде. Мол, такой, как Кирк, способен подставить друзей под удар. Солдатики становились все бойчее, раззадоренные фантазиями об истреблении мифических злодеев. Время шло, но пустыми словами оставались чванливые обещания защитить город, уничтожить источник всеобщего безумия и обеспечить себе место в истории на правах спасителей мира. Лишь один человек в доме искренне верил в то, за что боролся. Звали его Фрэнк. Он считал, что твари, с которыми призывал сражаться Кирк, угрозы не представляют. Тем не менее он укрылся в доме Кирка, потому что, как сам признавался, его пугал грозящий стране произвол. Кирк целыми днями планировал ненужные учения, а Фрэнк превратился в затворника. Он почти не выбирался из комнаты на втором этаже и писбл, писал, писал. День и ночь писал – ручками, карандашами, маркерами, подводкой для глаз и губ. Однажды я из коридора услышал ропот за дверью его комнаты. Сдавленный, неутихающий, злой ропот. Я приоткрыл дверь и увидел, что Фрэнк опять пишет. Скрючившись над столом, он бормотал про инертное гиперреактивное общество, которое ненавидит. Я не представлял, что он пишет, но очень захотел выяснить. И поделился с Дунканом. Лицо моего брата было в идиотской маскировочной раскраске. К тому времени Кирк основательно задурил ему голову своими бреднями. Дункан не считал Фрэнка опасным. Фрэнк сыпал выражениями вроде «массовой истерии» и «психосоматического поклонения», в то время как Кирк с безоружными солдатиками в подвале имитировали стрельбу по мишеням.

Гари снова проводит рукой по волосам.

– Я решил выяснить, что затеял Фрэнк, и ждал возможности заглянуть в его тайные записи. По-вашему, что случится с сумасшедшим, если он увидит тварь? Он неуязвим для них, коль разум уже поврежден? Или безумие достигнет нового уровня, опустится на новую глубину? Вдруг будущее за душевнобольными, у которых тварям не отнять то, чего и так нет? Ответы мне известны не лучше, чем вам.

Гари подносит к губам стакан с водой.

– Шанс скоро представился. Кирк занимался с солдатиками в подвале. Фрэнк принимал ванну. Вот я и решил быстро разведать обстановку – шмыгнул к нему в комнату и обнаружил записи в ящике стола. Это уже почти подвиг, ведь к тому времени я панически боялся Фрэнка. Другие отмахивались от него, считали посмешищем, а меня Фрэнк пугал. Начав читать, я испытал самое настоящее потрясение. Не знаю, как долго Фрэнк вел записи, но их объем поражал. Я увидел десятки разноцветных блокнотов, содержание которых становилось все злее и злее. Мелкий курсив чередовался с крупными подчеркнутыми строчками, в каждой утверждение, что твари не опасны. Людей Фрэнк называл убогими невеждами, которых «надо истребить». Он был очень опасен. Я услышал, как он выбирается из ванны, и рванул прочь из его комнаты. Возможно, Дункан не зря принял сторону Кирка. Блокноты Фрэнка доказали, что отношение Кирка к новому миру – сама безобидность.

Гари делает глубокий вдох и вытирает губы тыльной стороной ладони.

– Проснувшись следующим утром, мы обнаружили, что одеяла сорваны с окон.

Шерил ахает.

– Двери оказались открыты.

Дон начинает что-то говорить.

– Фрэнк исчез и забрал с собой блокноты.

– Черт его дери! – вырывается у Феликса.

Гари кивает.

– Кто-нибудь пострадал? – спрашивает Том.

Глаза у Гари блестят от слез, но он сдерживается.

– Нет, никто, – отвечает он. – Уверен, он написал бы о таком.

Мэлори кладет руку себе на живот.

– Почему ты сбежал оттуда? – нетерпеливо спрашивает Дон.

– Сбежал я, потому что Кирк и остальные много говорили о том, чтобы выследить Фрэнка. Они решили убить его за то, что он сделал.

Воцаряется тишина.

– Я понял, что нужно уходить. Дом Кирка показался мне прокаженным и отравленным. Ваш дом не такой. – Гари поворачивается к Мэлори. – Еще раз спасибо, что впустила меня.