— Почему?

— Не косись на дверь, я не хочу держать тебя, но хочу лишь, чтоб ты знал. — Сказал иноземец и тяжело вздохнул, заметив, что Аш, оглядывает помещение, чтобы найти возможность улизнуть. — Твоего учителя нет больше среди живых. Его мертвое тело было найдено под стенами еще до начала осады. Тогда, когда толпы диких варваров кружив вокруг города, лишь издали присматривались жадными очами к великолепию города. Это дело рук людей Киша, больше некому. Они мстили тебе, за осрамление их царька. Конечно, они не стали бы марать рук своих и нарушать законы Нибиру, ведь старик не был ни в чем повинен, но наняли не гнушающихся ничем, лугашумов из предела нищих.

Аш не поверил словам чужака, и потому снисходительно ухмыльнулся варварской безыскусности, пытаться склонить его глупой ложью.

— Я знаю, тебе трудно принять это и ты не веришь незнакомцу. Твоя истина, я не имею права утверждать это без веских доказательств, но я, и не о том хотел молвить с тобой. Он ведь обучил тебя своим знаниям?

— Я только ученик и еще не освоил науку учителя. Сожалею, от меня вам не будет толка.

— Ты не доверяешь мне. — Снова тяжело вздохнул чужеземец. — Я не хотел делать тебе больно, да видно придется, чтобы доказать свою искренность.

С этими словами, он достал из-под одежд ремешок и протянул Ашу:

— Ты узнаешь это? Это все, что было при нем. Должно быть, лиходеи обобрав тело, не посчитали это важным.

Аш побледнел. Да, конечно он узнал оберег своего учителя, с которым тот никогда не расставался. Его грудь тяжко сдавило горем, он лишь уповал на то, что это просто совпадение или хитрость иноземца, а абгал ушел вместе с козлобородым.

Меж тем, иноземец язвительно отзывался о разбойниках:

— Голопузым не дано понять ценность святых мощей.

— Где его похоронили? — Едва слышно вымолвил подавленный Аш.

— Да, конечно, мы дадим тебе попрощаться с ним.

***

Взглянув на высохший труп, Ашу не хотелось больше ничего, он не мог говорить. Поняв это, чужеземец велел стражам проводить его к храму, чтобы он мог прийти в себя и принять решение.

— Глядите мне — напутствовал он стражей, — чтоб глаз ваших не отводилось от храма, щенок не должен сбежать. Мне он нужен живым, и готовым бескорыстно помочь нам. Пусть до завтрего оклемается, впереди целый день и целая ночь. Мыслю, сей отрок сам надумает отмстить.

— А если…? — Взял на себя смелость один из стражей, унукский и потому не боящийся спрашивать и уточнять приказы.

— А если не надумает, мы принудим помочь нам, ну а если нет: судьба его учителя известна.

***

Все новые и новые отряды ополчения собирались в грозные эшты Киша, чтобы вдарить по наступающим скопищам ненавистных южан и неблагодарных варваров и отразить вторжение.

— Сила. — Восхитился молодой ополченец, глядя на все пребывающих ополченцев, сгоняемых со всех концов Севера.

— Ну, и что делать с этой силой? Этой силе, даже нормального оружия не выдали, хлам один. Это нам еще повезло. А уж, вояки из нас такие — тьфу, плюнуть да растереть. — Зло и насмешливо поддел его, такой же неприметный боец.

Но юнцу помог вертлявый приятель Гира:

— Ты глупая деревенщина и потому тебе не понять хитрых замыслов нашего государя. Ты думаешь, мы повоевать успеем? А вот не дождешься. Это ведь так, для виду ополчение собирают, чтоб пыли в глаза напустить, а как только тупоголовые клюнут, тут-то наши применят главное оружие и сметут их силы, только поспевай пинка им поддавать. Нас же, приберегут для того, чтоб порядок у них наводить.

— Слышал я про твое оружие. Да только пустое это. Виданное ли это дело, чтоб Идигну поворотить? Это тебе не ручейки по полю пускать.

— А ты верь мне. Там, небось, не дураки сидят. — Многозначительно поднял палец вверх, приятель Гира. — Один мой приятель, близкий ко двору самого, рассказывал мне….

— Вещай. Приятель у него.

— Да, что ты знаешь?! — Обиделся на насмешку вертлявый. — Это мы тут ничего не слышим, а там уже, наверно, по повелению единодержца, вольные и рабы, как никогда прежде единодушно, с благословения святейшего раскапывают схроны для вод. Ну, а после, мудрецы единодержца перекроют реку и как только воды наполнят схроны, тут-то их и спустят, чтоб бурлящими потоками смести ненавистных пришельцев и города их. Ну, что теперь скажешь невежда?!

— Я скажу тебе, что Ур-Забаба обезумел. — Ответил, до того скромно молчавший ополченец, пока спорщик подбирал мысли. — Если то, что ты говоришь, правда, то он и вправду безумец, как о том твердят.

— Как ты смеешь, поносить нашего лугаля! — Вскричал воспалившийся от возмущения юнец, готовый кинуться на обидчика с кулаками.

— Ну, еще защитник нашелся. Парень, поменьше слушай проповеди лживых жрецов. Подумай лучше, кто больше пострадает от разлива вод, неприятельское войско или наши поселяне. Это ведь кощунство, посягать на божественное мироустройство. И боги не потерпят, посягнувших на их промыслы. А вот гнев их, обернется не только на неразумных правителей и лживых жрецов, но и на всех нас. Кто остановит бушующие воды? Ведь враг уйдет, а вот наши люди останутся и их погибшие посевы тоже. Это — его мудрецы продумали? Что он хочет? Голод?! Новый потоп мира?!

— Ну, чего ты разошелся. Наверняка, что-то его ученые мужи предусмотрели. — Примирительно возразил ему вертлявый, растерявшись неожиданной речи скромняги. — Ур-Забаба не бросает своих людей.

— Не бросает?! Как же. Вспомни судьбу, несчастных жителей Шуруппака и Нибиру. Да Ур-Забаба ваш, трус каких свет не видывал!

— Молчи безумец! — Подскочил к нему, до сих пор молчавший Гир, испугавшись, что крамольные речи услышат старшины. — Думай, что мелишь, следи за языком.

— А что это ты, за моим языком следишь? Последил бы лучше за своей женушкой. Тогда глядишь, не заменила бы тебя на более покладистого. — Раззадорился захмелевший от злобы ополченец, забыв про осторожность.

Гир застыл, поняв, что кто-то прознал про его несчастье, о котором он сам старался не вспоминать, и сейчас ославляет его. Заметив это, скромняга расхрабрился, приняв это за трусость:

— Или ты ее сам под другого подклал, чтобы не мешала с гала развлекаться? Я слышал, ты с ними в ладу.

От негодования у Гира потемнело в глазах.

Все произошло слишком быстро, чтобы он успел что-то понять, когда его оттащили от мертвого тела. И дальше, все было словно в тумане: дружинные стражи, веревка на руках, следование куда-то и ожидание своей участи. Изъедаемый совестью, самобичеванием и жалостью к убиенному, он просто сидел погруженный в мысли, раз, от