В ужасе, плача, Триша отвернулась, посмотрела на ручей. Ивыяснила для себя, что может шевелиться, если не смотрит на осоголовогосвященника. Немного, но может. Она подняла руки, вытерла слезы, вновьпосмотрела на полянку:

– Я тебе не верю! Я тебе…

Осоголовый священник исчез. И два его спутника в белыхсутанах тоже. Лишь бабочки танцевали над полянкой на другом берегу ручья,восемь или девять вместо прежних трех, все разноцветные: две белые и чернаякуда-то улетели. И свет изменился, окрасился в оранжевые тона. Прошло, какминимум, два часа. Может, и три. Значит, она спала. «Так это был сон», – какговорилось во многих сказках… но Триша хоть и пыталась, не могла вспомнить, какона засыпала, не могла вспомнить разрыва в потоке сознания. Да и по ощущениямэто был не сон.

И тут в голову Трише пришла новая мысль, пугающая иуспокаивающая одновременно: может, от орешков и ягод она не только наелась, нои заторчала? Она же знала, что от некоторых грибов можно заторчать, чтонекоторые ее знакомые именно для этого их и ели. А если можно заторчать отгрибов, почему ягоды митчеллы не могут дать того же эффекта?

– Или листья, – добавила Триша вслух. – Может, все дело влистьях. Готова спорить, что так оно и есть. Ладно, больше никаких листьев,пусть и очень вкусных.

Триша поднялась, скривилась от боли, вызванной спазмами вживоте. Потом громко пукнула, и боль сразу отпустила. Девочка подошла к ручью,нашла пару больших камней, бросила в воду, по ним перебралась напротивоположный берег. Самочувствие у нее разительно изменилось. Сил заметноприбавилось, усталость не туманила голову. Однако воспоминания об осоголовомсвященнике не давали ей покоя, и она знала, что к ночи ее тревога толькоусилится. Если она не возьмет себя в руки, подумала Триша, то под каждым кустомей будут чудиться всякие ужасы. А вот если она докажет себе, что это былагаллюцинация, вызванная съеденными листьями митчеллы или непривычной для ееорганизма водой…

Ступив на маленькую полянку, Триша занервничала, совсем какглупая девочка в каком-то фильме, которая вошла в дом психопата и спросила:«Есть тут кто-нибудь?» Она посмотрела на другой берег, тут же почувствовала,что за ней наблюдают с этой стороны, так быстро повернулась, что едва не упала.Никого не увидела. Естественно, кого она могла увидеть в глухом лесу?

– До чего же ты бестолковая, – сказала себе Триша, ноощущение, что за ней наблюдают, вернулось, более того, усилилось. БогЗаблудившихся, как сказал осоголовый священник. Он следит за тобой, он ждеттебя. Осоголовый священник говорил что-то еще, но запомнила она только это:следит за тобой, ждет тебя.

Триша подошла к тому месту, где, по ее разумению, стоялитрое в сутанах, поискала хоть какие-то следы. Ничего не обнаружила. Опустиласьна одно колено, пригляделась повнимательнее. Тот же результат: ничего. Развечто чуть взбитые в одном месте сосновые иголки. След? Едва ли, Триша поднялась,повернулась к ручью, и тут ее взгляд ухватил в чаще леса справа от себя что-тонеобычное.

Она вошла в лес, в полумрак, где тоненькие стволы молодыхдеревьев тянулись вверх, борясь друг с другом за пространство и свет. Тут и тамбелели стволы берез. На одном темнело пятно, которое и заметила Триша. Девочкаиспуганно оглянулась, не заметила ничего подозрительного, направилась к березе.Сердце выскакивало из груди, разум кричал криком: остановись, что ты делаешь,не ходи туда, дура, кретинка, идиотка, но Триша не остановилась, не повернуланазад.

У подножия березы лежали окровавленные внутренности, такиесвежие, что на них слетелись лишь несколько мух. Вчера от одного только видавнутренностей к горлу тут же подкатила бы тошнота, ей пришлось бы изо всех силбороться с позывами на рвоту, но сегодня многое изменилось, и она сама, и еежизнь, и окружающий мир. Никакой тошноты, никаких позывов, никакого желанияотвернуться или по меньшей мере отвести взгляд. Вместо этого внутри всеонемело. И Триша не могла сказать, лучше это или хуже.

На кусте, растущем рядом с березой, завис клок коричневогомеха с белыми пятнышками. Триша поняла, что и внутренности, и клок принадлежалиолененку, одному из двух, которых она видела в буковой рощице. А чуть дальше,там, где полумрак еще более сгущался, переходя в ночь, она увидела ольху спрочерченными на коре глубокими полосами от когтей. Полосы эти находилисьвысоко над землей, дотянуться до них мог только очень высокий человек. Но Тришане верила, что оставил их человек.

Он следил за тобой. Да, следил раньше и следит сейчас, вэтот самый момент. Триша чувствовала, как чей-то взгляд ползает по ней, словнокакие-то маленькие насекомые. Три священника ей, возможно, приснились илипривиделись, но вот внутренности олененка или царапины на ольхе – никакая негаллюцинация, она видела их наяву. И чей-то взгляд, который она чувствовала насебе, – тоже не галлюцинация.

Тяжело дыша, оглядываясь по сторонам, Триша попятилась кручью, ожидая, что из чащи вот-вот появится Бог Заблудившихся. Выбравшись изкустов, она продолжала пятиться, пока не добралась до берега. Только тамразвернулась и запрыгала по камням, перебираясь на противоположный берег. Еепо-прежнему терзал страх: а вдруг он выскочит следом за ней, ощетинившийсяклыками, когтями, жалами. На втором камне поскользнулась, едва не свалилась вводу, но в последний момент удержала равновесие и через несколько мгновений ужевыбралась на берег. Повернулась, посмотрела на полянку. Никого. Улетело ибольшинство бабочек. Одна или две остались, провожая день.

Пожалуй, и ей следовало провести здесь ночь, рядом с кустамимитчеллы и полянкой с буковыми орешками, но она боялась, что священникипоявятся вновь. Возможно, они ей только приснились, но один, в черной сутане,напугал ее до полусмерти. Опять же, не следовало забывать про задранногоолененка. Мухи уже налетели, она слышала их жужжание.

Триша открыла рюкзак, набрала горсть ягод, посмотрела наних, лежащих в сложенной лодочкой ладони.

– Спасибо вам. Знайте, что ничего лучше вас есть мне недоводилось.

И пошла вдоль ручья, щелкая и жуя орешки. Какое-то времяспустя начала петь, сначала тихонько, потом во весь голос:

– Крепче обними меня… чтоб я почувствовал тебя…

Вот так.

А день все угасал, плавно перетекая в ночь.

Сумерки сгущались. Триша вышла на открытый скалистый обрыв,нависший над небольшой, уже погрузившейся во тьму долиной. Триша оглядела ее, внадежде увидеть огни. Тщетно. Где-то закричала гагара. В ответ каркнула ворона.И все.

Триша огляделась, увидела несколько низких каменныхвыступов, между которыми ветром намело кучки сосновых иголок. Отнесла рюкзак кодному из них, прогулялась к ближайшим молодым сосенкам, наломала веток, чтобысоорудить из них матрац. Она понимала, что кровать будет не из лучших, но гдевзять другую? Ночь принесла с собой уже знакомые чувства одиночества и тоски подому. Зато ужаса она не испытывала. Ощущение, что за ней наблюдают, исчезло.Если какой-то зверь и следил за ней из лесу, то теперь он ушел по своим делам,оставив ее в покое.