Наверное, теперь мне не надо спрашивать бабушку, что такоестарость, подумала Триша, присев, чтобы попи́сать. Наверное, теперь я самавсе знаю.

Возвращаясь к вороху веток, под которыми она спала (какбурундук в норке, с усмешкой подумала она), Триша заметила, что одна из горокнанесенных ветром сосновых иголок разворошена. Иголки валялись вокруг, а водном месте горку сровняли до самой земли. Так может, глубокой ночью она и необезумела? Или обезумела не до конца? Потому что уже после того, как она вновьзаснула, кто-то к ней подходил. Постоял рядом, а может, и посидел, наблюдая,как она спит, гадая, съесть ли ее прямо сейчас или нет. И решил подождать ещедень-другой, чтобы она окончательно дозрела, стала сладкой, как ягоды митчеллы.

Триша повернулась на триста шестьдесят градусов, на томсамом месте, где точно так же поворачивалась несколько часов назад. Замерла,нервно кашлянула в кулак. Кашель отозвался болью в груди. Боль эта Тришу неиспугала, скорее порадовала. Она была теплой, эта боль, тогда как все ее телозакоченело.

– Его нет, Том, – сказала она. – Кто бы он ни был, он опятьушел. Во всяком случае, на какое-то время.

Да, ответил Том, но он вернется. И рано или поздно тебепридется иметь с ним дело.

– Дневную норму несчастий мы уже выбрали, – процитировалаТриша бабушку Макфарленд. Она не очень-то понимала, что это должно означать, нодумала, что теперь понимает ее слова лучше, чем раньше, и они имели самоепрямое отношение к ее нынешнему положению.

Триша села на ворох ветвей, съела три горсти ягод сорешками. Ягоды показались ей не такими вкусными, как днем раньше, – онизаметно подсохли, и Триша догадалась, что к ленчу вкус их наверняка неулучшится. Однако она заставила себя съесть все три горсти, а потом направиласьк ручью, чтобы попить воды. Увидела еще одну маленькую форель, размером небольше корюшки или сардинки, и внезапно у нее появилось желание поймать ее.Руки и ноги слушались ее уже куда лучше, чем ранним утром, и, по мере того, каксолнце прогревало воздух, настроение у Триши начало улучшаться. В ней вновьзатеплилась надежда. Она даже подумала о том, что удаче пора повернуться к нейлицом. Да и кашель вроде бы прошел.

Триша вернулась к «кровати», вытащила из-под веток пончо,расстелила его на одном из каменных выступов. Поискала камень с заостреннымкраем, нашла его неподалеку от того места, где ручей перекатывался через обрыви сбегал в долину. Сам склон был таким же крутым, как и тот, на которомсвалилась Триша в первый день своего блуждания по лесам, но она решила, чтоспускаться по нему будет легче: много деревьев, о которые можно опереться.

С камнем в руке Триша подошла к пончо (оно накрывалокаменный выступ, как скатерть), отрезала капюшон. Девочка сомневалась, что ейудастся поймать форель капюшоном, но попытка – не пытка, а спускаться вниз посклону пока не хотелось. Отрезая капюшон, она напевала песенку «То Да Бойз»,которая постоянно вертелась в голове, потом переключилась на песню «М-М-М-Бо»группы «Хэнсон», потом на «Пригласи меня на игру». При этом, даже междукуплетами, она то и дело повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разобьетсялобовое стекло?»

Холодный ночной ветер разогнал мошкару, но воздух прогрелся,и обычная туча кровососов зависла вокруг головы Триши. Она их не замечала, лишьизредка отмахивалась, когда наиболее нахальные лезли в глаза.

Отрезав капюшон, Триша покрутила его в руках, оценивающеосмотрела со всех сторон. Любопытно. Безусловно, не самое лучшее орудие лова,но любопытно. Хочется узнать, что из всего этого выйдет.

– Так куда ты позвонишь, крошка, куда ты позвонишь, если утебя разобьется это чертово лобовое стекло, – промурлыкала Триша и направиласьк ручью. Выбрала два камня, рядком торчащие из воды, встала на них. Уставиласьв поток, бегущий у нее под ногами. Дно выстилала галька, поэтому вода былачистая, незамутненная илом. Рыбок Триша не увидела, но ее это не смутило. Оназнала главную заповедь рыбака: наберись терпения. «Крепче обними меня… чтоб япочувствовал тебя», – пропела Триша, рассмеялась. Ну и дурацкое она нашла себезанятие! Крепко держа капюшон за обрезанный край, она наклонилась и опустиласамодельный невод в ручей.

Поток потащил капюшон за собой, но не сложил его, то естьТриша все рассчитала правильно. Беда пришла с другой стороны: очень уж внеудобной она стояла позе: спина согнута, попка задрана к небу, голова науровне талии. Долго в такой позе она простоять не могла, а если бы попыталасьопуститься на корточки, ослабевшие, дрожащие ноги подвели бы ее и онаплюхнулась бы задницей в ручей. Купание в ледяной воде не пошло бы ей напользу: она бы еще сильнее раскашлялась.

Когда в висках начала стучать кровь, Триша пошла накомпромисс: чуть согнула ноги в коленях и приподняла голову. Тем самым взглядее сместился вверх по течению, и она увидела три серебристые полоски (рыбки,кто же еще это мог быть), быстро приближающиеся к ней. Если бы у нее было времяна раздумье, Триша почти наверняка поддернула бы капюшон и не поймала бы ниодной. Но так уж получилось, что лишь одна мысль успела промелькнуть в ееголове (прямо-таки подводные падающие звезды), прежде чем серебристые полоскиуже оказались между камнями, на которых она стояла. Одна из них обогнулакапюшон, две просто вплыли в него.

– Ур-р-ра! – завопила Триша.

Трепеща от радости, наклонилась ниже, чуть не свалившись вручей, потащила вверх наполненный водой капюшон. Вода полилась через края,Триша шагнула на берег, из капюшона выплеснулась очередная порция воды, вымочивлевую штанину. Вместе с ней выскочила и одна рыбка, перевернулась в воздухе,блеснув чешуей, ударилась об воду и уплыла.

– ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! – выкрикнула Триша, рассмеялась. Отошлаподальше от ручья, неся капюшон на вытянутых руках. Смех перешел в кашель, ноТриша не остановилась, пока не добралась до ровного места.

Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит внем ничего, кроме воды: она упустила и вторую рыбку, по-другому и быть неможет, девочкам не под силу поймать форель, даже молодую и глупую, тем более вкапюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но форельплавала в капюшоне, словно моллинезия в аквариуме.

– Господи, так что же мне теперь делать? – спросила Триша.Спросила совершенно искренне, потому что действительно не знала.

Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множествомультфильмов, в которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую Кукушку[26], и у негона глазах она становится главным блюдом праздничного обеда на Деньблагодарения. Она всегда смеялась, Пит смеялся, даже мамик смеялась, если в этотмомент подходила к телевизору. А теперь Триша не смеялась. Ягоды и орешкиразмером с семечки подсолнуха – это хорошо, но недостаточно. Они не насыщали,даже если есть их вместе. Поэтому на форель, плавающую в синем пластиковомкапюшоне, тело Триши отреагировало совсем не так, как на орешки и ягоды. Чтопослужило толчком, откуда пошла реакция, Триша сказать не могла, но внезапновсе ее тело зашлось беззвучным криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик этот не имелникакого отношения к ее разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькаяфорель, но, что бы ни видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящийобед.