— Ого! — шутливо фыркнул маг, и щёлкнул пальцами, распространяя вокруг себя запах можжевельника, — а тебе на язычок, похоже, лучше не попадаться. Ну да, ходили мы на разведку… пока каверны не открылись, подбросили несколько ловушек.

— Но ведь на болоте сейчас сухого места не найти! — как наяву представила себе донна прикрытые тиной и лягушачьей пеной бочажки, до краёв полные талой водой, ядовитую зелень, пробивающуюся сквозь прогретые насквозь лужи, какими стали топи и потемневшие от воды заросли камыша и рогоза.

— У нас воздушные заклинания надёжные, — доверительно, как равной, пояснил ей маг, — делаем дорожки и коконы… а в них оставляем приманку и капсулы с самовозгорающейся жидкостью. Ну, а оттуда я отправил всех в замок, а сам — сюда. Пока поем, обсудим, как тебе незаметно отсюда уходить.

— Я уже поговорила с Бертом и его женой, — честно сообщила донна, стараясь держаться невозмутимо, — они будут всем говорить, что днём я привыкла отдыхать… якобы по ночам мучаюсь бессонницей.

— Это подойдёт на первые дни, — подумав, кивнул маг, и не успела Лиарена обрадоваться тому, как гладко сошло ей с рук самовольство, добавил, — а вот советоваться без моего разрешения со слугами все же не следовало. УУстины тут служат родичи, племянница и тётушка, и они вполне способны разговорить любого. Знаешь ведь, как сообразительны слуги?

— Догадываюсь, — смутилась донна, припомнив рассказ няни о прачках и горничных, — но Устина не так наивна. А кроме того, после падения с лестницы никому не доверяет. Кстати… я хотела тебя спросить, ей никак нельзя помочь? Все-таки нянчить ребёнка с больной ногой не так-то легко.

— Если ты за неё просишь… — важно заявил Ильтар, почему-то кося глазом на дверь, ведущую в смежные покои, из которых Лиарена сделала детскую, — то я постараюсь… в обмен на обещание няни носить особые серёжки. Они не дадут ей случайно проговориться.

— Конечно, прошу, — догадалась донна, на что намекает взглядом маг, и громче позвала, — Берт! Веди сюда свою жену.

— Мы все слышали… — мужественно признался камердинер, едва переступил порог и рассмотрел лукавую ухмылку мага, — простите, донна Лиарена. Но я должен был убедиться своими глазами… что он не опутал вас своими чарами, как тот ушлый Виртен вашу доверчивую сестрицу.

— Ты что-то путаешь, Берт, — нахмурилась донна, — он ее ничем не опутывал. Виртен любит и бережёт Дильяну, я сама видела.

— А я сам видел, как он морочил ей голову мажьими фокусами, — упрямо насупился бывший возница. — В одно мгновение на голых кустах диковинные цветы выращивал, а птичек танцевать заставлял… с едва пробудившейся берёзы рвал яблоки да неведомые плоды… мне от конюшни все видно было.

— А ты не забыл, Берт, — расстроилась Лиарена, — что от конюшни никаких кустов не видно, там специально рядок туй и елей высажен, чтоб вид из сада не портить?

— Так за лапником я и ходил… жеребым кобылам добавить к сену, — убито признался камердинер и виновато глянул на молчащую Устину.

— Жеребым кобылам полезно пророщенный ячмень давать, — вежливо посоветовал маг, — ну, а Виртена ты обвинил напрасно. Для него Дильяна дороже жизни… но ведь в доме дорина Симорна не принято верить магам? И я начинаю догадываться, почему. А Виртену очень хотелось отговорить любимую от страшной ошибки, вот и ухаживал, как умел… и даже нарушал ради неё все запреты обители.

Слуги смотрели на магистра широко распахнутыми глазами, да и Лиарена ощущала себя человеком, впервые выбравшимся за высокие стены замка и обнаружившего за ними огромный и незнакомый, но невероятно притягательный мир.

— А теперь нам пора уходить, — поднялся из-за стола маг, — а лекаря Устине приведу вечером, после того, как все домочадцы улягутся спать. Мне сейчас на лечение просто силы не хватит, нужно еще одну группу с болота забрать.

Лиарена чувствовала себя едва ли не предателем, уходя вместе с магом в туманный путь под тоскливыми взглядами помощников. Разумеется, они поверили беловолосому, ему трудно было не верить, настолько простым и открытым казался магистр.

И все же не до конца, это донна видела по скептически поджатым губам Берта, привыкшего проверять все новое, если не своими руками, так дотошным умом. Но надеялась, что после обещанного излечения Устины старый слуга станет немного посговорчивее.

Путь привёл их с Ильтаром в обитель, донна сразу сообразила это, разглядев светлые стены и разноцветные стёкла окон, и встревожилась, но магистр не дал сказать и слова.

— Дня три, пока в замке не станет больше народу и не придут магини, тебе придётся обучаться здесь. Тайдир не слепой и распознает женскую походку, даже если мы переоденем тебя в парнишку. А вот разглядеть тебя в толпе девушек не сможет, он в последнее время на девушек не обращает внимания.

Донна скептически фыркнула, как же, не обращает! А кого она тогда подвешивала под потолком?

— А Калью мы ему посоветовали к себе приблизить… — огорчённо сморщился маг и отвёл взгляд, — когда узнали про их договор с Дили. Сама понимаешь, Виртен за ней потихоньку следил. Ну, а мы — за ним… расстроенный маг страшнее смерча. А вон и Камерт… теперь он твой учитель, а я позабочусь обо всем остальном.

Донна проводила задумчивым взглядом мгновенно исчезнувшего в облаке серого тумана мага и неторопливо направилась навстречу лекарю, попутно изучая странный просторный зал, разделённый на части прозрачными, как первый ледок, загородками.

— Добрый день, — еще за несколько шагов приветствовал донну маг и кивнул на загородки, — видишь цифры? Это номера отсеков, где тренируются маги. Наш с тобой седьмой. Мне уже сказали о твоих умениях в воздушных заклинаниях, теперь будем изучать водные и огненные. Но твоя одежда не подойдёт, иди вон в ту дверь, скажи Терне, чтобы выдала рабочую форму. А если ты стесняешься ходить в мужской одежде, пусть дополнительно даст юбку. Я жду в отсеке.

Спокойно развернулся и направился к загородке, над которой покачивалась на цепочках серебряная семёрка.

Девушка постояла на месте, провожая его возмущённым взглядом, однако лекарь, бывший в замке таким вежливым и учтивым, оказавшись здесь, в обители, похоже сразу забыл, как положено обращаться с благородными доннами. И как видно, не испытывал ни малейшего угрызения совести, вот и пришлось Лиарене поворачиваться и шагать в другую сторону, к обычной деревянной двери, находившейся в торце зала.

И за те краткие минуты, которые ушли у неё на эту дорогу, донна припомнила слова Устины про Калью и начала сердиться на сестру. Разумеется, вовсе не за то, что та позволила дорину завести любовницу, Лиарене давно не тринадцать лет, и она кое-что слышала о мужских потребностях. И догадывается, как может быть разочарован мужчина, не имеющий возможности любить свою жену. Но ведь и Дили должна была это понимать, и сама выбрать ему тихую и заботливую девушку, из числа тех служанок, которые вовсе не против ухаживаний хозяина. А не смотреть, как проявившим благородство дорином вертит такая вертихвостка, как Калья.