— Глухо как в танке.

Во всем доме потух свет, а за ним и лампы в бассейне.Прекратилось легкое гудение кондиционера. В темноте и полнейшей тишине Ромстедупоказалось, что где-то послышался скрип открываемой двери, и в тот же моментПолетт издала резкий вздох, который у женщин обычно предшествует крику. Ромстедзажал ей рот рукой и потянул на пол рядом с собой.

Ромстед прижал губы к уху Полетт и прошептал:

— Не вставайте, — почувствовав ее кивок, он встал,стараясь припомнить размеры комнаты и расположение мебели. Он не знал, какаядверь скрипнула, но скорее всего та, что была в дальнем конце кухни:распределительный щит с пробками я выключателями, видимо, находился в гараже.

Его глаза еще не успели привыкнуть к темноте, и он на ощупьстал пробираться в сторону двери на кухню, потом остановился, чтобыприслушаться. Ромстед ступал по ковру, но если кто-то шел по кафельному полукухни, он должен был издавать какие-то звуки. Однако ничто не нарушало тишину.Ромстед снова двинулся вперед, протянув перед собой руки и пытаясь нащупатьстену. Внезапно в глаза ударил луч света. Позади него вскрикнула Полетт.

Точно направленный белый луч фонаря на мгновение ослепилРомстеда; на него смотрели два уродливых ствола обрезанного дробовика. Онзастыл на месте, в добрых шести футах от стволов, с трудом различая очертаниячеловека в черном комбинезоне и балахоне палача.

На ногах у него были только носки — тоже черные, поэтомуРомстед не услышал шагов. Полетт опять вскрикнула. Значит, сзади еще один.

— Ну ладно, — произнес тот, что держалобрез, — если тебе так хочется тащить на себе этого здоровенного сукиногосына…

Ромстед попробовал повернуть голову, но внутри черепа резкоразорвалась и рассыпалась искрами вспышка боли. Свет отодвинулся куда-тодалеко-далеко, а затем и вовсе исчез.

Он открыл глаза, моргнул и, почувствовав прилив тошноты,снова закрыл их. Немного погодя предпринял вторую попытку. Тусклое освещениепозволяло разглядеть обстановку — значит, сейчас день. Он лежал одетый, но безпиджака и галстука, на узкой и слишком короткой кровати, застеленной голубым,вышитым синелью[20] покрывалом, и глядел в потолок. Ромстедникогда сильно не напивался и всего лишь пару раз в жизни набирался до такойстепени, что потом страдал от похмелья. Но нынешнее состояние и царившая вголове путаница наводили его на мысль, что именно такой и должна бытьквинтэссенция похмелий всего человечества. Потом в голове понемногупрояснилось, и он вспомнил мужчину с дробовиком и как вскрикнула ПолеттКармоди. Он потрогал голову. На затылке появилась весьма болезненная шишка, аволосы слиплись от спекшейся крови.

Ромстед посмотрел на часы. Поймав в фокус циферблат, онразглядел на них десять минут девятого. «Утра? — подумал он. — Скореевсего. Черт побери, но каким же образом он мог проваляться без сознания —подумать только! — целых пятнадцать часов?»

Он решил оставить пока этот вопрос открытым и повернулголову, зная, что за любое движение придется заплатить болью. Рядом стояла ещеодна узкая кровать из того же гарнитура и так же застеленная голубым покрываломс синелью. На ней спала Полетт Кармоди, ее светлые волосы растрепались, азадравшееся платье до половины обнажало бедро. В конце комнаты, отделаннойлакированной сосной, находилось окно, через которое просвечивал дневной свет.Окно оказалось зарешечено, на подоконнике установлен небольшой кондиционер, ажалюзи снаружи — закрыты.

Зарешечено? Ромстед повернул голову направо. Там, в концекомнаты, виднелась окантованная стальными пластинами дверь. Справа от дверистояли два поставленных бок о бок комода. На одном из них находился интерком, анад другим — вмонтированное в стену зеркало. Под зеркалом размещалось нечтонапоминающее сдвижную панель или «кормушку» — как в тюрьме. Панель былазадвинута, а напротив подножия кровати находилась еще одна дверь.

Ромстед опустил ноги на пол и сел. Боль сжала виски, словнотисками, голова кружилась. Он попытался встать, но рухнул обратно на крайкровати. Ноги отказывались повиноваться. Видимо, он слишком долго пролежал сосвешивающимися через край кровати ногами, и их собственный вес лишил лодыжкипритока крови. Наклонившись, Ромстед ухитрился расшнуровать ботинки и принялсямассировать ступни. Сначала они были твердыми и совершенно бесчувственными, носкоро он почувствовал легкое покалывание — кровообращение восстанавливалось.

Теперь можно встать. Ромстед покачнулся и, шатаясь какпьяный, поплелся к приоткрытой двери. Это была ванная. Окошко в ней загородилидвумя вертикальными полосами стального уголка, размером два на два дюйма. Сминуту Ромстед тупо смотрел на него, потом вернулся к укрепленной пластинамидвери и подергал ручку. Заперто. Если не считать легкого жужжания кондиционерав окне, вокруг было абсолютно тихо.

Подойдя к окну, Ромстед осмотрел его. Окно загорожено нерешеткой, как ему показалось вначале, а такими же полосками стального уголка,что и в ванной. Только здесь, чтобы вставить кондиционер, две горизонтальныеполосы крепились к стене в верхней и нижней части окна, а затем к ним накрестприварили три вертикальные полосы. Болты полудюймовые, сталь — четвертьдюймовыйпрофиль, сварные швы очень прочные.

Взявшись за одну из вертикальных полос, Ромстед потянул еена себя. Ничего не получилось, только в голове запульсировала боль. Он решил,что их не свернуть и ломом.

Ромстед поднес руку к решетке кондиционера. Включеннымоказался только вентилятор. Затем он просунул лицо между двумя вертикальнымиперекладинами, как можно ближе к оконному стеклу, и посмотрел вниз сквозьнаружные жалюзи. Он увидел лишь верхнюю часть корпуса кондиционера, на которойиграл солнечный свет. На обшарпанной, покрытой пылью поверхности лежалонесколько сосновых иголок. Ромстед передвинулся к краю окна и, скосив глаза,посмотрел вниз. Ему удалось разглядеть несколько футов каменистой земли,наполовину вылезший из земли корень дерева и сосновые иголки.

Ромстед решил, что, поскольку здесь растут сосны, это местоникак не может быть пустыней. Он повернулся к окну спиной. Возможно, ПолеттКармоди сможет рассказать о случившемся и о том, где они находятся. Еенаверняка не стали оглушать. Полетт повернулась во сне, и платье обвилосьвокруг бедра. Сдернув покрывало со своей кровати, Ромстед прикрыл ей ноги.Когда она проснется, у нее и без того хватит поводов для расстройства, ни кчему добавлять к ним еще и смущение.

Ромстед вернулся в ванную. Под покрывал сильно потертый, ночистый линолеум. В ванной стоял шкафчик и умывальник с ржавыми потеками под краном.Над умывальником висело мутное зеркало. Старомодная ванна на ножках находиласьв дальнем углу, рядом с окном. Здесь за окном были такие же, как и в спальне,наружные жалюзи, поэтому в ванной царил полумрак. Ромстед щелкнул выключателем,и над зеркалом зажглась лампочка. На вешалке висело несколько полотенец, а накраю умывальника лежал нераспечатанный кусок туалетного мыла. Пустив холоднуюводу, он умылся, и ему стало немного лучше. Вода была ледяная, а это само посебе доказывало, что их темница находится в Сьерре или где-то у подножия гор.Причем вдалеке от наезженных дорог, потому что до его ушей еще ни разу недонесся звук работающего автомобильного двигателя.