из сверстников твоих, более уважаю тебя и не удивляюсь, что ты будешь принадлежать к числу знаменитейших мужей по своей мудрости. Что же касается до предлагаемого тобой предмета, то исследуем его, если хочешь, после; а теперь время обратиться к чему-нибудь другому.

– Пусть будет так, как тебе угодно, – сказал я. – Притом и мне давно уже пора идти, и только благодаря любезному Каллиасу я доселе оставался здесь.

После этих обоюдных объяснений мы расстались.

Горгиас

Лица разговаривающие:

Калликл, Сократ, Херефон, Горгиас, Полос

Калл. Так-то можно бы прийти, Сократ, только на войну да в сражение322.

Сокр. Что? Неужели, по пословице, мы поспели на праздник к шапочному разбору?323

Калл. Да еще на праздник торжественный! Ведь вот сейчас только Горгиас показал нам так много прекрасного324.

Сокр. В этом, Калликл325, виноват именно Херефон326: он заставил нас провести несколько времени на площади.

Хереф. Нет нужды, Сократ; я же и поправлю дело. Ведь Горгиас мне друг; так он покажет себя, если угодно, хоть сегодня, а когда хочешь – и в другое время.

Калл. Что ты, Херефон? Неужели Сократ захочет слушать Горгиаса?

Хереф. Да ведь мы для того и пришли.

Калл. А когда хотите – не угодно ли пойти ко мне домой327, ведь Горгиас квартирует у меня и покажет вам свое искусство.

Сокр. Ты хорошо сказал, Калликл. Но согласится ли он беседовать с нами? Ведь я хочу спросить у него, в чем состоит сила его искусства? Что такое то, о чем он объявляет и чему учит? А иной опыт речи пусть он отложит, как ты говоришь, до другого времени.

Калл. Нет ничего лучше, как спросить его об этом, Сократ, потому что одна похвальба его к этому именно и относится; ныне же приказывал он всякому, кто тут был, спрашивать себя, о чем кому угодно, и вызывался отвечать на все.

Сокр. Куда хорошо говоришь ты! Спроси его, Херефон.

Хереф. О чем?

Сокр. Кто он таков.

Хереф. Как это?

Сокр. А вот как: если бы он был мастер шить обувь, то, вероятно, отвечал бы тебе, что он башмачник. Или и теперь не понимаешь, что я говорю?

Хереф. Понимаю и спрошу. Скажи мне328, Горгиас, правду ли говорит этот Калликл, будто ты вызываешься отвечать на все, о чем бы ни спросили тебя?

Горг. Правду, Херефон, ведь я ныне же объявлял это и утверждаю, что в продолжение многих лет еще никто не спросил меня о чем-нибудь новом.

Хереф. Так, видно, тебе легко отвечать, Горгиас.

Горг. Можешь узнать это на опыте, Херефон.

Пол. И, клянусь Зевсом, лишь бы только ты хотел – от меня, Херефон, потому что Горгиас, мне кажется, вволю наговорился: он сейчас много рассуждал.

Хереф. Что ты, Полос329? неужели думаешь, что будешь отвечать лучше Горгиаса?

Пол. Какая нужда, лишь бы для тебя-то было довольно.

Хереф. Никакой. Отвечай, если хочешь.

Пол. Спрашивай.

Хереф. А вот спрашиваю. Если бы Горгиас был знаток того искусства, которое знает брат его Иродик330, то чем мы по справедливости назвали бы его? Не тем ли, чем и брата?

Пол. Конечно.

Хереф. Стало быть, мы хорошо сказали бы, когда бы назвали его врачом?

Пол. Да.

Хереф. Если бы так же он был опытен в искусстве Аристофона331, сына Аглаофонова, или брата его, то какое бы правильно дали ему имя?

Пол. Явно, что имя живописца.

Хереф. Но теперь, так как Горгиас – знаток какого-то искусства, то каким именем можно бы правильно назвать его?

Пол. О, Херефон! У людей из опыта опытно изобретено много искусств. Опыт ведет наш век путем искусства, а неопытность – путем случая332. И из всех искусств иными владеют иные иначе, превосходнейшими же – превосходнейшие. К числу их относится и этот Горгиас и владеет искусством прекраснейшим.

Сокр. Видно, Горгиас, что Полос действительно хорошо приготовлен вести речь, однако ж не делает того, что обещал Херефону.

Горг. Чего же лучше, Сократ?

Сокр. Да кажется, отвечает не совсем на вопрос.

Горг. Так спроси его, если хочешь, сам.

Сокр. Нет, сам-то я охотнее спросил бы тебя, если бы только ты согласился отвечать мне. Ведь уже и из сказанных слов Полоса видно, что он занимался более так называемою риторикой, чем искусством разговаривать.

Пол. Почему же это, Сократ?

Сокр. Потому, Полос, что, когда Херефон спросил, в каком искусстве Горгиас знаток, ты начал превозносить Горгиасово искусство, как будто кто порицает его, а в чем оно состоит, не ответил.

Пол. Да разве я не ответил, что оно самое прекрасное?

Сокр. О, конечно; но ведь никто не спрашивал, каково Горгиасово искусство, а спрашивали, что такое оно и чем надобно назвать Горгиаса. Прежде этого на вопросы Херефона ты отвечал хорошо и коротко, скажи же и теперь так, что это за искусство и чем должны мы назвать Горгиаса. Или лучше скажи ты сам, Горгиас, чем тебя называть и какого искусства почитать тебя знатоком.

Горг. Риторики, Сократ.

Сокр. Стало быть, надобно называть тебя ритором?

Горг. Да, и хорошим, Сократ, если только угодно тебе назвать меня тем, чем я хвалюсь, говоря словами Омира.

Сокр. Конечно угодно.

Горг. Так называй же.

Сокр. Но должны ли мы говорить, что ты и других можешь делать риторами?

Горг. Да, ведь я объявляю это не только здесь, но и в иных городах333.

Сокр. Так не хочешь ли, Горгиас, продолжать беседовать с нами, как теперь, то есть иногда спрашивать, иногда отвечать, а такую длинную речь, какую начал Полос, отложить до иного времени? И уж что пообещаешь – не обмани, но решись коротко отвечать на вопросы.

Горг. Некоторые ответы таковы, Сократ, что необходимо бывает излагать их в длинной речи. Впрочем, я все-таки постараюсь отвечать как можно короче, ибо в мое объявление входит и то, что на один и тот же предмет никто не может сказать короче, чем я.

Сокр. Это-то и нужно нам, Горгиас, в этом именно покажи мне себя – в краткословии, а длиннословие – до другого времени.

Горг. Изволь, покажу – и ты согласишься, что не слыхивал, кто бы говорил так коротко.

Сокр. Давай же. Так как ты называешь себя знатоком риторского искусства и вызываешься сделать ритором и другого, то, конечно, скажешь, какому действительному предмету учит риторика – подобно тому, например, как швейное искусство учит приготовлять платья. Не правда ли?

Горг. Да.

Сокр. Или как музыкальное учит сочинять песни.

Горг. Да.

Сокр. Клянусь Ирою, Горгиас, я очень рад этим ответам – что ты отвечаешь как можно короче.

Горг. И ведь мои ответы, думаю, очень удовлетворительны, Сократ.

Сокр. Ты хорошо говоришь. Отвечай же мне так и касательно риторики: о каком действительном предмете она есть наука?

Горг. О речах.

Сокр. О каких это, Горгиас? Не о тех ли, которыми объявляется больным, какой должны они сохранять образ жизни, чтобы выздороветь?

Горг. Нет.

Сокр. Так, видно, риторика занимается не всеми речами?

Горг. Конечно не всеми.

Сокр. Однако ж делает людей сильными в речи?

Горг. Да.

Сокр. И не правда ли, что эти люди разумеют то, о чем говорят?

Горг. Как же не разуметь?

Сокр. Но и врачебное искусство, о котором мы теперь только говорили, разве не делает людей сильными в разумении и в речи о больных?

Горг. Необходимо.

Сокр. Поэтому и врачебное искусство, как видно, есть наука о речах.

Горг. Да.

Сокр. Именно о речах касательно болезней?

Горг. Непременно.

Сокр. Не есть ли и гимнастика также наука о речах, касательно хорошего и дурного состояния тел?

Горг. Конечно.

Сокр. Да таковы ведь и все прочие искусства, Горгиас. Каждое из них занимается теми