Гранд принялся быстро одеваться. Куртка, шапка, ботинки; входную дверь он запер за замок, вдохнул стылый ночной воздух, выдохнул клуб пара – куда она отправилась?

Следы от женских сапог вели туда же, куда и отпечатки протекторов незнакомой машины – к баракам. Гранд сначала двинул пешком, даже зажег фонарь, после чертыхнулся, достал брелок от джипа, нажал на кнопку.

Она нашлась в той же избушке, куда он привез ее когда-то без одного угги. Стояла у окна потерянная – отыскала ключ от входной двери под ковриком (он всегда его там оставлял), но не смогла разжечь печь. Несколько брошенных поверх друг друга полен, чадящая под ними бумага. Точно, он ведь хотел довезти спички, а то в коробке оставалась одна. Ее Джулиане хватило только на то, чтобы подпалить край бумаги, который через пару секунд погас; Гранд знал, что растопка – процесс непростой и кропотливый, и неуверенные женские руки с единственной спичкой огонь не добудут. Здесь было почти так же холодно, как и снаружи.

– Я… прочитал, – произнес Гранд тихо.

А в ответ послышалось:

– Лучше бы я вообще не встречала тебя… на той дороге.

Джулиана.

(Luke Howard – In Metaphor, Solace)

– Я тебя ненавижу…

А он обнимал. Держал, как тогда, просто держал, просто молчал. И не было сил сопротивляться. Когда ты настолько вымотан и устал, позволишь себя обнимать даже врагу, хотя какие мы враги.

– Ненавижу, – шептала исступленно. За все тот же знакомый, кружащий голову запах, за ощущение спокойствия, что неизменно рождалось в его объятье, за то, что оно не продлится вечно. За то, что когда-то отпустил, не сказал нужных слов, не приехал, черт его дери, сам.

– Я с этим разберусь, – произнес Гранд тихо, – я все разрулю.

А я ненавидела его даже за правильные слова, единственно верные, которые я, приехав сюда, желала услышать.

– Тебе нужно отдохнуть, поспать. Поехали.

Я всегда шла за ним, как на поводке. Только в этот раз с открытыми глазами, уже без иллюзий. Спать – это просто спать. Пусть разрулит то, что в записке, остальное разрулится само. Когда размыкались его пальцы, всегда становилось холодно.

В машине на зеркале снова качался похожий на пузырек с духами ароматизатор; салон машины даже не прогрелся – Гранд отыскал меня быстро.

Глядя на темные стволы и рисунок из причудливого переплетения ветвей, я думала о том, что выберу себе самую отдаленную спальню, если таковая в доме имеется. Крохотную, где-нибудь на втором этаже. С узкой кроватью и дверью, которую перед тем как коснуться головой подушки, запру на замок.

⁂

(JES, Oliver Smith – Don't Let It End Chill Mix)

Коган

В его квартире всегда было слишком чисто. Всё на своих местах, все знакомо. Люку казалось, что большинством предметов, сложенных в ящики, шкафы и кладовки, он вообще никогда с момента переезда не пользовался. Максимум двумя полотенцами, одной тарелкой-ложкой-кружкой, которую после трапезы мыл. И еще стиральной машинкой. Уныло. Как-то раз он специально навел беспорядок, чтобы окружение начало отличаться от привычного, но уже через час разложил все обратно по местам, потому как искусственный хаос ощутится ему собственноручно перепутанными внутренними органами. Дурацкое чувство.

Этот вечер, однако, был иным. Во-первых, потому что в двенадцать ночи Коган все не спал, а неторопливо пил из бокала красное вино. Бокала, на поиск которого в собственной квартире он потратил почти десять минут. Во-вторых, сегодня экран его телефона то и дело зажигался от полученных смс.

«Что-то я беспокоюсь…»

От Люси.

На это сообщение Люк не ответил, не придумал, что именно.

А через минуту:

«Дурацкая это была идея… Зря я сказала тебе адрес Джулианы, зря согласилась в этом участвовать».

Люк улыбнулся. Положил телефон перед собой, напечатал:

«Я не говорил, что моя идея хорошая. Я сказал, что она рабочая».

Отправил.

Три минуты тишины.

«Я ей позвоню…»

«Не вздумай!»

«Я беспокоюсь…»

«Она уже там. Мой человек сообщил, что она отбыла на арендованной машине в сторону базы».

«Я должна ей обо всем рассказать…»

«И этим ты все испортишь. Сейчас у них есть шанс побыть вдвоем. Позвонишь – все испортишь».

«Ты этого не знаешь…»

«Знаю».

Он знал. Коган всегда этим отличался – странным для человека складом ума. Он прекрасно анализировал, просчитывал шаги и последствия, делал ход, если был уверен в результате, как сейчас. Прежде чем претворить идею с письмом в жизнь, Люк сложил в голове все известные ему самому особенности характера Джулианы с теми, о которых выспросил у Люси, и «выстрелил». Да, ей будет страшно и очень неприятно, будет стресс, но результат окажется «тем самым». Да, Гранд впоследствии сломает ему челюсть или ребра – Коган был готов. Идея стоила «шероховатостей» – именно этим словом он называл промежуточные результаты в виде сильных эмоций.

Он рисковал, сколько себя помнил. Потому что знал, как, потому что умел.

Впервые сделал это с собственной квартирой, доставшейся ему от Комиссии при переходе на Уровень – отдал ее банку в счет получения кредита, все деньги которого вложил в акции начинающей компании. Трое суток жил на улице – как сейчас помнил и холод, и голод, и неудобства, – а после нужная ему рыночная кривая пошла вверх, и Люк приобрел шикарные апартаменты. И неважно, что он один в них до сих блуждал, как в лесу, главное, что он оказался прав.

Дважды его увольняли за «превышение полномочий» с должности финансового директора, когда Коган неожиданно решал вбухать все активы компании в сомнительный трейдинг. Узнав об этом, седели и владельцы, и инвесторы, грозили ему скорым «гробом», а после, когда капитал компании увеличивался в десять-пятнадцать раз, слали письменные извинения, гонорар и приглашения вернуться на работу. О деньгах Люк забывал быстро, приглашения с чистым сердцем рвал на кусочки. Риск – дело благородное, когда понимаешь на что и зачем идешь. В случае с Грандом Коган понимал. Найдись эта дрянная Дверь завтра, и случится то, что в физике называлось «точкой невозврата». Даже самый сильный математик не сможет просчитать пространственно-временные континуумы, когда это касается порталов Комиссии. Шаг в неизвестность: один останется с разбитым сердцем там, вторая здесь. Печальная Джулиана – печальная Люси. А Люси ему хотелось видеть довольной. Кстати, ее он почему-то, несмотря на предсказуемое поведение этим вечером, не мог просчитать.

Умная, неординарная, непредсказуемая.

Давно нужно было идти спать, но Коган все сидел, ощущая странное – он ждет, когда снова загорится экран. Любых сообщений, любого ее проявления.