— Дорога, предназначенная для англичан, как видите, вот здесь отходит к востоку; следовательно, мы войдем в соприкосновение с нашими союзниками. Читайте, — в инструкции сказано: «В Ватерлоо установить связь с английскими войсками». Любопытный поворот истории… Ватерлоо!.. А вот в этом месте я должен остаться с двумя санитарными машинами. Вам передаются обязанности начальника отряда, и вы продолжаете путь дальше — до этого места; развернете здесь перевязочный пункт и будете ждать подхода наших частей и распоряжений главного врача. В случае продвижения войск дивсанотряд расположится вот тут, где маленький красный кружок. Советую вам сразу же послать туда связного — пусть ждет… Конечно, на границе нас встретят мотоциклисты бельгийской армии, они будут нашими проводниками. Ну-с, так!.. А вы что смеетесь? Пришли в веселое настроение? Поторапливайтесь. Берите из своего взвода шестерых санинструкторов. Санитаров я возьму у Премона — две команды по четыре человека. Ну, ступайте скорее, выбирайте людей! Машины — слышали? — будут ждать на шоссе, за селом, а не то мы всех всполошим, чего делать вовсе не следует…

Ах, какой чудесный день! В бледной лазури Фландрии сияет солнце, плывут маленькие пушистые облачка и как будто тоже направляются в Бельгию… Партюрье посмеивается про себя. Бежит бегом. Хорошо! Начинаются большие дела! Подумайте — танковая часть! Мы идем впереди на новеньких машинах. Вступаем в Ватерлоо, и даже вместе с англичанами. Плохо я разглядел на карте, куда мне придется вести отряд. Грандиозно! Идем на пятьдесят километров впереди армии! Ватерлоо! Партюрье прячет карту в нагрудный карман кителя. Конец «странной войне»! Настала весна. Конец бездействию! Вступаем в Бельгию! Где остановится армия? Ей-богу, идем в наступление! Кого же мне взять с собой? Морльера и Монсэ — бесспорно. Ребята — что надо. Вот жаль, — Канж и Пеллико у драгун, с Дэба. Жонета не брать — поганая морда! Гроппара тоже к чорту — лентяй и трус! Филлу? Пожалуй. Дюпати и Вормса — на худой конец. А Белле почему не взять?

Партюрье выбирает тщательно, любовно. Надо подобрать таких, чтобы внешность была симпатичная, располагающая. И главное, чтобы были рослые, представительные, а не то танкисты станут глядеть с презрением, — ведь прежде всего с ними придется познакомиться. Вот только Вормс не вышел ростом. Ну, уж ничего не поделаешь — возьму. Сначала мелькнула мысль: Вормса не брать, а потом стало стыдно: что же это, неужели я антисемит? Значит, обязательно надо взять.

— А ну, живо! Монсэ, Морльер, Вормс, идите сюда…

* * *

Машины выстроены в колонну посреди площади. Во всех городах департамента Нор найдется в центре такая же вот продолговатая площадь, и на одном конце ее всегда стоит ратуша, — в Конде к ней приткнулось сбоку какое-то старинное здание с аркадами и дозорной башней. Филлу и Вормс позволили себе роскошь купить новые рубашки (не успели взять у прачки выстиранное белье)[498] — покупку сделали на площади, в торговых рядах, выбрав самый шикарный, на их взгляд, магазин.

Как чувствуется фламандская провинция в этом узком, вытянутом вглубь торговом помещении, где прилавки завалены штуками полотна и коробками с готовым бельем, а главное — какие тут милые девушки-фламандки! И оба молодых покупателя, не умолкая, ведут разговоры о хозяйской дочери, о ее аккуратно уложенных косах, о беленьком личике и голубых глазах…

Санитарный отряд поместили в ста шагах от площади, в пустующем лабазе на углу улицы. Хозяин лабаза умер лет десять назад, наследники все не могут поделиться между собой и держат заведение покойника на замке. Ну уж и квартира! Задняя стена вся потрескалась, узкое окно выходит на темный двор… Вместо постелей на пол навалили сена; но можно устроиться и на столах. Об уборке вопрос не поднимается. Зачем? С минуты на минуту, может быть, придется ехать дальше, сказал Партюрье. А Блаз без конца читал наставления: спать не раздеваясь. Помните, в любой момент вас могут поднять, и в два счета надо всем быть в машинах. — Что это они затевают? — спросил долговязый Дюпати, стаскивая с ноги башмак. — Вы заметили, какой таинственный вид у Партюрье? — И шоферы, кстати сказать, ночуют в машинах. — А знаешь, и нам бы надо устроиться на носилках в машинах, все лучше, чем здесь. — Конечно, Блаз снял себе комнату в городе, а вот Железка и Партюрье предпочли ночевать вместе с шоферами. — И что же, по-твоему, это хорошо? — Заткнитесь вы! — кричит Белле. — Словом, все, как обычно… Из Конде на Шельде нет пароходного сообщения с Норвегией, — чего же вы хотите…

Блаз поселился у пристани — в Конде имеется пристань. Любопытный городок! Когда прогуливаешься по улицам, как будто переходишь из одной страны в другую, и все это умещается на крошечном пространстве. В центре, где главная площадь, — классический фламандский город; к западу от него, так сказать, аристократический, а вернее — сонный район, и там Зеленую площадь украшает бюст, стоящий на пьедестале в стиле Людовика XV, — памятник местной знаменитости, трагической актрисе. А по другую сторону — выходишь к пристани на канале, который изгибается под углом, — немного похоже на Голландию. Из своей комнаты, до того заставленной всякими вещами, что в ней не повернешься, Блаз видит черную в сумерках воду, слышит крики и смех: в маленьком кабачке на набережной выпивают матросы.

Хозяева квартиры — престарелые супруги, удалившиеся на покой. Муж долго работал старшим мастером в мастерской струнных инструментов и все время говорит о скрипках. — Дьявольское ремесло! Кто его изведал, уж никогда не отстанет. Я все думаю, доктор, о дощечках для скрипок, вижу, как их гнут, полируют, они и во сне мне чудятся. Ночью вдруг вскакиваю: приснится, что кто-нибудь из моих рабочих… — Разумеется, рабочих мастерской он считал своими рабочими. Жена его уставила банками с вареньем все свободное пространство в комнатах, не занятое безделушками. На стенах красовались птичьи чучела. Блаз почивал под надзором совы, примостившейся на суку над изголовьем кровати, рядом с распятием, а напротив, на стене, расположился целый птичий «ансамбль» — синицы, снегири, зяблики, ласточки. Жилец предупредил: — Если ночью будут стучаться — это ко мне… — Не беспокойтесь, — сказала хозяйка, — у мужа чуткий сон. Сами понимаете, у скрипичных дел мастера должен быть тонкий слух.

Когда Блаз пришел в офицерскую столовую, дантист и Партюрье были уже там.