– За что?

– Ни за что, – прошептала девчонка, – простотак.

Антонина недоверчиво глянула на нее, и Глашка заторопиласьобъяснить:

– Они всегда того лупят, кто меньше, а я самая младшая,меньше только Любанька Гусева, так ей вообще десять лет. Нет, вы не подумайте,не сильно, но то прутом хлестнут по ногам, то крапивой по рукам. А тут такбольно хлестанули, аж след остался, – Глафира задрала штанину и показалаярко-красную полосу на бедре. – Ну я им и сказала, что они придурки все, иеще кое-что добавила. А они тут так разозлились, что вообще меня всю отходили.

– Кто отходил-то? Опять Пашка?

– Да нет, не только Пашка. Крапивой-то все мальчишки справого конца побаловались, они же вместе ходят. А вообще, – пожалаплечами Глашка совершенно по-взрослому, – не одни, так другие. Они жезнают, что за меня заступиться некому.

– А отец с матерью?

– Мамка у меня давно умерла, а отец сам, когда придет,рад ремнем помахать. Он пьяный вечно, – беззаботно сообщила Глашка, –в Калинове почти и не бывает, все в райцентре пьет, алкаш несчастный. Нуничего, вот я вырасту, научусь драться, как мальчишка, и всем им врежу!

Больше Антонина в тот день ни о чем ее не спрашивала.

А на следующий вечер велела Глашке усесться на крыльцо,зашла в дом и вышла с полотняным мешочком в руках. Опустилась рядом с девчонкойна ступеньки и начала вынимать из мешочка предметы, раскладывая их на черномподоле. Глашка смотрела испуганно, но с любопытством. А потом началавнимательно слушать.

В первый раз Антонина рассказала ей самое простое: как начеловека посмотреть, чтобы он подойти не захотел, и что при этом сказать просебя надо. На следующий день Глашка проверила науку на соседе, которыйсобирался ее попросить о чем-то, когда она в магазин шла. Получилось! Дядя Коляявно к Глашке направлялся, а когда почти дошел – вроде как передумал,повернулся и только кивнул ей: мол, вижу тебя. А попросить ни о чем и непопросил. Глашка прибежала к Антонине с восторгом и выложила все еще от забора.Ведьма усмехнулась, а вечером показала Глашке еще кое-что, но прибавила: этому,мол, учиться надо, и, может статься, у тебя и не получится. Даже скорее всегоне получится.

Глашка запомнила все с первого раза, а на следующий деньсама позвала ее вечером на крыльцо и расспросила еще подробнее. Женщинаобъяснила, с усмешкой поглядывая на девчонку.

– Ты как представишь себе врага своего, –закончила она, – так сразу и скажи, чему я тебя научила, а уж послелучинки бери. Поняла? Только смотри, первая никогда так не делай – бедупринесешь. Если обидели тебя – вот тогда пробуй. Но если у мужика глаза разногоцвета, а у бабы глаз лошадиный, тогда не суйся – про себя отворот пробормочи ииди от них подале. Поняла?

Глашка ничего не поняла про лошадиный глаз, нопереспрашивать не стала, только молча кивнула. Мол, поняла.

А через некоторое время среди деревенских прошел слух, чтоГлашка чертовщиной какой-то начала заниматься. Сначала об этом заговорили мальчишки.Глашка делала все открыто и очень старательно, так что парни быстро поняли, вчем дело. Она всегда повторяла почти одно и то же: выставляла пальцы рогаткой,начинала что-то нашептывать, потом левой рукой что-то ломала за спиной или вкармане, так, что слышен был хруст, и пристально смотрела своими маленькимиглазками не пойми какого цвета. А после непременно какая-нибудь пакостьслучалась: то руку ушибешь, то пальцы прищемишь, то в лужу упадешь на ровномместе… Через некоторое время то же начало случаться и с девчонками, только уних неприятности были иного рода: прыщ вскочит, живот прихватит не вовремя,глаза опухнут ни с того ни с сего. Все проходило быстро, но от Глашки началишарахаться. Когда наконец новость про девчонкины чародейства дошла до взрослых,кто-то сунулся к Глашке поговорить, но та смотрела невинными глазами, вроде каксовершенно не понимала, о чем речь, казалась попросту глупой, и на нее махнулирукой: выдумали детишки себе страшилку, да сами в нее и поверили. И чтовозьмешь с девчонки – тринадцать лет, ерунда просто. А Глашка продолжала ходитьк Антонине.

Самое главное у нее получалось отлично – она могла во всехподробностях представить себе любого человека, которого видела один-два раза.Лицо вставало перед ней, как живое, Глашка отчетливо представляла себе, какчеловек говорит, как ходит, как смеется. Образ, мгновенно вызываемый ею изпамяти, был настолько фотографичен, что она сама иной раз удивлялась: как ейудалось все так запомнить? И она могла делать с этим образом все, что хотела. Вее фантазиях обидчик сворачивался в клубок, как змея, шипел от боли, у неговытекал правый глаз и с хрустом, который она явственно слышала, ломались кости…Такие мысленные сценки приносили маленькой Глаше большое удовлетворение. Но, кее огромному разочарованию, Антонина больше ничему ее не учила.

– Не будут тебя теперь обижать, – сказала онакак-то в ответ на настойчивые просьбы Глашки. – А иное тебе знать и ненадобно: ни к чему.

И так глянула черными глазами на Глашку, что та струхнула ибольше с Антониной не заговаривала. А через некоторое время и вовсе перестала кней ходить – все, что ей нужно было, девочка Глафира уже получила.

Бабушка и Василий считали Глашку немного глупой, но оба былине совсем правы. Особым умом Глашка и в самом деле не отличалась, зато хитростив ней хватало настолько, чтобы притворяться дурочкой. А с дурочки какой спрос?Это маленькая Глаша поняла еще лет в семь, когда, обозлившись на Василия,порвала его тетрадь с упражнениями, а потом на голубом глазу заявила, что такгораздо красивее получилось.

– Смотри, Вась! – радостно кричала Глашка,подкидывая вверх обрывки тетради. – Правда, как птички?

Васька хотел было отвесить сестре подзатыльник или дать полбу со всей силы, но тут его удержала бабка, которая сама на подзатыльники нескупилась.

– Да ну ее, дурочку, – убеждала она внука. –Вишь, она, как убогая, радуется? А я тебе записку напишу в школу, чтоб тебяучительница не ругала.

Глашка, знавшая, сколько сил приложил Васька, чтобывыполнить упражнение, злорадствовала от души. К тому же она прекрасно понимала,что в школе к записке отнесутся с недоверием – решат, что бабушка любимомувнуку поблажки делает. Так что Глафира не была глупой, совсем не была.

Бровь она расшибла себе сама, треснувшись спросонок об дверь.Но когда Антонина спросила про болячку, она, не задумываясь, сочинила и котаБарсика, и мальчика Пашку, мучившего его. Пашка действительно жил в тридцатьпятом доме, но все остальное было Глашиной фантазией. Если бы Глашку спросили,зачем она врет, та не смогла бы ответить – совралось, и все. Она вообще былавруньей. Вранье приносило ей какое-то бескорыстное удовольствие. Но в следующийраз девочка действовала уже обдуманно.

Глашка готовилась к жертвам, но синяка, поставленного самойсебе, и валяния в крапиве оказалось достаточно. Когда Антонина спросила, несама ли Глашка упала в крапиву, ей стало страшновато: а вдруг ведьма умеетмысли читать или как-нибудь по-другому догадается? Но оказалось, что не умеет,и Глашка почувствовала себя куда уверенней. А после все пошло как по маслу –история про обиженную девочку подействовала. Глашке нравилось представлять себяжертвой, а потом мысленно мстить своим обидчикам, хотя на самом деле с нейредко кто играл и еще реже дрался. В основном ее почему-то не замечали, чтовыводило Глашку из себя.