Так что, когда Ярослав послал меня к Сагиру за новым мясом, я тоже запер дверь.

Я пришел в морг и выяснил, что Сагир предупрежден. Теперь он хранил тела преимущественно в холодильниках, даже если этого не требовалось. Ярослав больше не посвящал меня в свои денежные дела, поэтому я не знал, сколько он за это заплатил. Как-то раз Ярослав просто с гордостью сказал, что Сагир теперь его слушается.

Я был один. Не потому, что никто со мной не пошел, хотя со мной никто и не пошел — мне просто не хотелось видеть чьи-то рожи. Даже Лаврентия.

После того, как Румани рассмеялась мне в лицо, я понял, что мне снова некуда идти. Так что я вернулся к Лаврентию. Когда я возвращался к Лаврентию, рядом со ной всю дорогу шел Ярослав, а я не хотел идти с ним, поэтому я шел один, а он — рядом.

Потом он сказал мне:

— Мы с Лаврушей посовещались и поняли, что были неправы.

Я оскалился, как подбитая собака.

— Так вы теперь у нас совет директоров!

Но в следующую же секунду я обалдел. Ярослав заявил:

— В общем, ты действительно сделал недостаточно на благо фирмы.

— А может, это ты взял на себя слишком много? — спросил я, мягко охреневая от происходящего.

Это он еще и недостаточно из меня выдоил!

— Слушай, ты у нас владелец! — вскинулся Ярослав и подчеркнул: — Официально. Я — максимум исполняющий обязанности.

Я почему-то решил, что не хочу с ним ссориться, и просто сказал:

— Вот такой ты исполнительный.

Ярослав, похоже, тоже не хотел ссориться. Он проигнорировал мой сарказм.

— В общем, сегодня у тебя есть шанс. Поработаешь на благо фирмы.

Я всегда считал тех, кто не может создать свой собственный смысл жизни и пытается найти его где-то снаружи, слабыми и недостойными внимания людьми. Поэтому всеми силами старался скрыть, что и сам к ним отношусь.

Я никогда не понимал, зачем топчусь по земле. Иногда за это стыдился. Когда-то думал, что один такой на белом свете, потом постепенно осознал, что все люди страдают тем же недугом.

Поодиночке бродим мы в поисках чего-то неизвестного — вслепую до тех пор, пока не находим зеркало, что заменяет нам и глаза, и предмет поиска.

Как быстро способны отказаться мы от того, что раньше виделось единственно-важным!

У меня больше не осталось ничего важного. Совсем. Я знаю, что есть принципиальные люди. Им я завидую: вот бы тоже найти себе такие непоколебимые убеждения и всегда цепляться за них, когда все идет коту под хвост. Найти что-то, на что можно опереться в безвыходной ситуации.

Этого я бы хотел. Но, к сожалению, я не такой человек.

Поэтому я молча пошел за мясом, когда Ярослав объяснил, что ему от меня требуется.

Я пошел еще до захода солнца. Мне было плевать и на солнце, и на Ярослава.

После того, как родители решили больше не платить за квартиру в той девятиэтажке, мне пришлось переехать в общежитие. Их можно понять: когда находишь своего сына в больничной палате с переломанными конечностями, ты больше не хочешь, чтобы он возвращался в то место, где его поломали. Я больше не видел ни своей комнаты, ни армян, ни машины, ни совокупляющихся на лестничной площадке.

В общежитии дверь я по-прежнему не запирал. Но там просто замок на дверь не поставили.

Дорогу до морга я помнил, сторож мне кивнул — наверное, именно за это я должен благодарить Ярослава.

Тетка на вахте на меня даже не посмотрела, патологоанатома я не видел. За это я, должно быть, должен благодарить уже Сагира.

Он меня не встречал, поэтому по коридору от вахты я шел один. Там были двери — то ли кабинеты, то ли приемные, то ли архив. Не знаю, что должно находиться в одном помещении с моргом по больничным обычаям. Наверное, с местом у них теперь напряг: здание старое, люди плодятся и размножаются, переживают страшные болезни, доживают до старости. Все больше и больше этих людей, в общем, а палат столько же, сколько построили пятьдесят лет назад.

Наверно, пятьдесят лет назад все это здание строили под морг и каждый труп в нем имел свой номер-люкс.

И вдруг одна из дверей открылась.

Оттуда вышел Герасим. Одноклассник, который стал главврачом.

— Сима! — крикнул я, должно быть, слишком громко, — ты что здесь делаешь?

Герасим добродушно ухмыльнулся и беспомощно развел руки.

— Мы, медики, свободно перемещаемся по больницам, когда захотим. Этой магии нас всех обучают еще на первом курсе.

— Ну и встреча, — я улыбался, должно быть, во все тридцать два, и до меня не сразу дошло подлинное значение сказанной мной же фразы.

Герасим смотрел на меня с доброжелательным интересом.

— Так вы все-таки… — недоговорил он и покачал головой.

— Да мы шутили, — отмахнулся я, прекрасно зная, что Герасим все понял.

Сима мне призрачно улыбнулся.

— Не волнуйся, — сказал он и пошел дальше по коридору.

Я оторопел.

— Погоди! — воскликнул я и догнал его, а потом перешел на шепот. — Ты же помнишь, что тогда замышлял Ярослав? Каннибализм!

Сима непритязательно повел плечом.

— Каннибализм — это поедание себе подобных. Кто ты, кто подобен тебе? С этого надо начинать.

— То есть, если ты съешь меня — это не каннибализм?

— Давай обойдемся без взаимных оскорблений.

— От ответа не уходи, Сима!

— Как хорошо ты знаешь себя, чтоб сказать, кто тебе подобен?

— Я знаю, что сам подобен червю.

— Тогда не ешь червей, если не хочешь быть каннибалом.

— А людей можно?

Герасим с усмешкой помотал головой.

— Поработал бы ты в больнице…

Я тоже помотал головой и замедлил шаг, отставая от него.

— А, черт с тобой. Бывай, Сима!

Он все так же деловито шел вперед, маша полами белого халата.

— Надеюсь, больше не свидимся. Прощай! — не оборачиваясь сказал он.

И я вернулся в свою жизнь.

После того чистого, хорошо освещенного коридора начинался другой, темнее и интимнее. Первый коридор для людей, второй — для персонала. Один конец второго коридора упирался в дверь на улицу, которую всегда запирали. Она открывалась только в тех случаях, когда привозили свежак. Другой конец коридора оканчивался большим залом с холодильником, где держали тела. Именно туда я и шел.

Еще на подходе я почуял что-то неладное.

Еще не зная, в чем дело, я уже не хотел заходить в зал.

Потом я услышал странные звуки, очень знакомые звуки, которые в таком месте заставляли думать о самом плохом. В том, что эти подозрения реальны,