Накануне сделала то, что долгое время запрещала себе – с помощью интернета нашла информацию о смерти Василия Барского. Читая некоторые репортажи, была готова поверить, что совершила жестокое безжалостное убийство. Мне приписывали связь с Барсом, извращаясь, как только можно, пытаясь придумать всё новые версии и причины, ради чего или из-за чего я могла его убить. Создавалось ощущение, что случайная смерть слишком банальна, или невозможна. Абсурдные истории никак меня не задевали, я знала правду. Самообладание я потеряла, натолкнувшись на видео с похорон, на кадрах которого моментально нашла взглядом Ирбиса. Он напоминал статую своей бледностью и неподвижностью, замершим на гробу пустым взглядом. Рука сама потянулась к телефону, чтобы позвонить и поговорить с ним, понять, могу ли рассказать ему всю правду. Я не хотела, чтобы он считал меня виноватой в смерти брата, даже косвенно, даже по неосторожности, была готова принять его гнев за мою ложь, всё что угодно, если Кисса не пострадает. Только в голове моментально всплыли воспоминания о парне с вывихнутыми пальцами. Телефон сразу отбросила в сторону, и чтобы соблазн не победил решила проветриться, как раз закончились жаропонижающие.

Аптека «24 часа» соседствовала с одноимённым круглосуточным магазином, в который я ходила за продуктами почти ночью, когда нормальные люди уже спали в своих постелях. Днём меня преследовало навязчивое ощущение, что окружающие странно смотрят, осуждающе и обвиняюще, поэтому я давно перестала выходить пока не стемнеет. Через несколько часов вылет, чемодан собран, загранпаспорт, сделанный Ирбисом, ждёт своего первого штампа. Всё готово, кроме меня самой. Последние часы в родных местах я решила не спать, вспоминая прожитые здесь годы. Мне казалось, что я не вернусь, а убедить себя в том, что это к лучшему не получалось. Вечерний воздух приятно заполнял лёгкие, голова не казалась тяжёлой, а мурашки неприятными. Возможно, Разумовский прав, увозя меня в другую страну, где всё будет новым и чужим. Я уезжала, надеясь обрести спокойствие и равновесие, которых в последнее время мне не хватало. На днях попробовала перечитать лекции, которые жадно записывала, стараясь не пропустить ни слова. Почерк у меня изрядно испортился, слова были больше похожи на непонятные каракули, которые разобрать могла только я. Мне казалось, что так я снова втянусь в то, что раньше полностью занимало мой мозг, было единственным, что интересовало. Меня хватило на одну страницу. Пытать себя не стала, закинув тетрадь в ящик ко всем остальным. Я больше не чувствовала желания быть врачом. Не говорила доктору Разумовскому, чтобы не добить разочарованием, но я согласилась на его предложение лишь для того, чтобы сменить обстановку. У меня было достаточно времени, чтобы понять, что пройдёт несколько лет, прежде чем я вернусь, и надеялась, что за это время многое изменится. Я смогу спокойно найти Киссу, познакомиться с её ребёнком, и даже, возможно, остаться, вернув всё, от чего вот-вот откажусь.

Рывок выдернул меня из размышлений, становившихся приятными. Я впечаталась в каменную мужскую грудь, лёгкие моментально наполнил знакомый запах с едкой примесью. Подняла голову и наткнулась на холод звериных глаз Ирбиса. Не сразу узнала его. Весь в чёрном, как одевался Барс, возможно, это была одежда брата на нём. Волосы всклокочены, на лице щетина, почти борода. Под глазами синяки, а сами глаза кажутся безумными и не человеческими. Из них пропала присутствовавшая раньше мягкость, которую заметила только сейчас, когда она исчезла, осталась лишь бездна ненависти. Мне хотелось его обнять, хотя уже понимала, зачем он пришёл. Послышался хруст, а за ним последовала боль. Это были его пальцы, больно сжавшие моё плечо так, что рука онемела. Я хотела заговорить, но голос пропал, передо мной был уже не человек, осталась только оболочка, а внутри – зверь, который вырвался на свободу, существо, о котором говорила Кисса, и которого он прятал от меня, сдерживаясь. Даже сквозь ткань тёплого платья чувствовала, жар, исходящий от его руки, которую он сжимал всё сильнее. Я скользила глазами по его лицу, пытаясь найти черты, способные успокоить меня, разубедить, что то, что видела в нём раньше, не было притворством, что всё это вообще когда-то было. Не нашла.

Я прервала зрительный контакт, опустив глаза, и это стало спусковым крючком. Ирбис ещё несколько секунд стоял неподвижно, а затем рывком поволок в сторону, где грубо опрокинул грудью на капот своей чёрной машины, зафиксировав точь-в-точь как в нашу первую встречу, задрав платье и сорвав трусы. Ирбис не проронил ни слова. Тишину разрывали звуки расстёгиваемого ремня и молнии, шелест одежды. Я не могла ни кричать, ни говорить, даже сопротивляться не могла, знала, что бесполезно – он подготовился, и ждал, выбрал место и время, в этих гаражах никого не бывает по ночам. Ирбис расставил мои ноги шире и толкнулся в меня резко и грубо, намеренно причиняя боль, заталкивая с силой член до основания. После первого же толчка я обмякла, разбилась, сдалась, не начав бороться, он даже отпустил мои руки, поняв, что сопротивления не последует. Ирбис вколачивался с ненавистью и озверением, а мой взгляд замер на циферблате подаренных им часов, это отвлекало от разрывающей боли внутри. Мне казалось, что я чувствую слишком много помимо боли. То, как кровь стекает по коже, как его одежда царапает её, как он проталкивается в меня каждый раз с трудом, как внутри всё распирает и будто обжигает, как усиливаются толчки, сильнее вбивая меня в металл автомобиля. И только стрелки часов, плавно плывущие по циферблату, не дают мне завопить от раздирающих чувств. Страшно уже не было. Ирбис вышиб из меня все чувства, опустошив. Я знала, это наказание за смерть брата, которое он выбрал для меня, и он только начал.

Резко выйдя, Ирбис стащил меня с капота за волосы, и затолкал на заднее сиденье машины, где сорвал с меня полностью всю одежду, и согнув мои ноги в коленях, прижал их к груди и снова ворвался, тараня болезненными толчками, как машина.

У меня не было слёз, на них просто не было сил, я смотрела в потолок, отгораживаясь от происходящего, принимая всю боль, сливаясь с ней, погружаясь в его ненависть и ярость, с которыми он вколачивался в меня. Ирбис не предохранялся, а это означало лишь одно – живой из-под него я не выберусь, и эта мысль утянула меня в темноту.

Я очнулась в незнакомой комнате, освещённой одной лампой, с трудом различала силуэты предметов в помещении. Низ живота ужасно тянуло, именно эта боль и вытолкнула меня из забвения. Я попыталась приподняться, но моментально встретилась взглядом с Ирбисом. Он стоял спиной к окну полностью обнажённый. Пристальный взгляд скользил по моему телу, будто нанося надрезы скальпелем, пока не замер на бёдрах, где была кровь. Я, отведя в сторону взгляд, рефлекторно прижала ноги к животу, преодолевая боль, пытаясь закрыться. Ирбис подошёл к кровати и равнодушно уложил меня в удобную ему позу, расположившись между широко разведённых им ног, снова врываясь, пока я снова уставилась в потолок, лишь бы не видеть его лица в этот момент.

– Я буду делать это пока ты не сдохнешь. – Нарушил тишину. – Барс хотел тебя, и он тебя получит.

Не знаю сколько это продолжалось. Время в комнате остановилось. Боль начинала казаться чем-то привычным и нормальным. Его проникновения я уже не чувствовала, как и движения в себе, все ощущения смешались. У меня почти получилось абстрагироваться, когда Ирбис в первый раз кончил в меня, сразу повалившись сверху, практически перекрыв доступ кислорода. Сперма кислотой растеклась внутри, усилив боль, вернув в реальность. Я слышала его тяжёлое дыхание, чувствуя облегчение, от того, что внутри больше нет распирающего чувства. Отдышавшись, Ирбис поднялся надо мной на одной руке, заставив второй повернуть на него взгляд, но я воспротивилась впервые за последние часы, не желая видеть и полностью осознавать происходящее. Мой протест, скорее всего его разъярил, потому что он решил продолжить свою пытку, только теперь медленно, возможно наслаждаясь моими мучениями.