— Ладно, Кроха, — начал Селлерс. — Ты собирал собрание, тебеи председательствовать. — Он ухмыльнулся в сторону Берты Кул.

Берта Кул в ответ гневно сверкнула глазами.

— Что это у тебя за шутки. Фрэнк Селлерс? Хочешь пришитьубийство Дональду Лэму? — ринулась она в атаку.

— Да он сам старается навесить его на себя, — ответилСеллерс. — И чем больше барахтается, тем глубже увязает. Скоро совсем увязнетпо самую шейку.

— Слыхала это от тебя и раньше, — продолжала Берта. — Ивсякий раз, когда рассеивался дым, Дональд оказывался прав, а ты пользовалсячужой славой. И вот еще что — твоя поганая сигара воняет. Выброси.

— Мне нравится ее вкус, Берта, — парировал Селлерс.

— Ну а мне не нравится ее запах.

— Если угодно, уберу.

— Давай убирай! — разбушевалась Берта.

Селлерс встал и направился к двери.

— Эй, минуту. Куда ты собираешься ее выбрасывать?

Там нет места для твоей сигары…

— Кто сказал выбрасывать? — невинно заметил Селлерс. — Тыпросила убрать ее отсюда, что я и собираюсь сделать.

— И убраться вместе с ней?

— Само собой.

— Садись на свой стул, — приказала Берта. — Можешь минутупотерпеть и не дурачиться, черт бы тебя побрал! Давай, Дональд, выкладывай, чтотам у тебя?

Я обернулся к Ламонту Хоули:

— Так вы не договаривались с детективным агентством «ЭйсХай»?

— Нет. Я уже говорил миссис Кул.

— Почему вы наняли меня?

— Не вижу причин повторять все заново, Лэм, особенно вприсутствии свидетеля. Боюсь, все, что я скажу, станет достоянием прессы. Нодолжен заявить вам — вам двоим, — что моей компании очень не нравится огласка,которая неизбежно последует за вашим задержанием в связи с расследованиемдорожного происшествия. Вы, возможно, понимаете или поймете позднее, если чутьвдумаетесь, что мы стараемся избежать огласки в подобных делах и…

— Все это пустая болтовня, — прервал его я. — Почему выпоручили нам заняться этим делом, вместо того чтобы использовать собственныйследственный отдел?

— Я объяснял уже сотню раз, — раздраженно ответил Хоули.

— Попробуйте объяснить в сто первый, — сказал я. — СержантуСеллерсу, вероятно, будет интересно.

Хоули обреченно вздохнул:

— Сержант, не знаю, что думаете вы, но мне кажется, чтомистер Лэм умышленно тянет время.

— Пускай! — махнул рукой Селлерс. — Время есть.

А уж у него-то его будет хоть отбавляй. Может, дажесхлопочет пожизненное, если очень повезет.

— Мы ждем, — напомнил я Хоули.

— Мы полагали, что постороннее агентство в состоянииполучить больше сведений.

— Простите, не понял?

— Вы меня прекрасно слышали.

— Слышать-то я слышал, — согласился я, — но это чушь. Вам покаким-то соображениям потребовалось постороннее агентство. Не из-за того ли,что вы опасаетесь обвинения в клевете?

— Что вы говорите? — зло прищурился Хоули.

Он хотел было добавить что-то еще, но передумал.

Селлерс, следивший за Хоули проницательным глазом фараона,перевидавшего не одного допрашиваемого, сказал:

— Вижу, вы не любите дурной славы, Хоули. По-моему, вопроссправедливый. Думаю, лучше ответить на него здесь, чем в кабинете окружногопрокурора, где у дверей крутятся жадные до новостей газетчики, заинтригованныетем, что вашу компанию втянули во всю эту историю.

Хоули побагровел:

— Именно это больше всего и беспокоит меня в данном деле.

— Скорее всего, — заметил я, обращаясь к Селлерсу, — делоприобрело слишком щекотливый характер. Они были вынуждены предъявить обвинениеХолгейту, но боялись брать на себя ответственность. Им пришлось выложитьнемалую сумму, чтобы подставить под удар постороннее агентство.

Селлерс повернулся к Хоули и, вынув изо рта сигару, ткнул еюв его сторону:

— Есть доля истины, Хоули?

Мучительно о чем-то размышлявший Хоули внезапно изменилтактику:

— В том, как он повернул дело, нет ни доли истины, сержант.Однако хочу заметить следующее. Отдельные факты, связанные с тем, как ведетдело Вивиан Дешлер, убеждают нас в том, что мы, возможно, имеем дело спрофессиональным сговором.

— Что вы имеете в виду под «профессиональным сговором»?

— Скажем, очень подробное описание симптомов.

Доскональное перечисление болей, страданий, нервногосостояния и всего прочего в заявлении о выплате страховой компенсации привелонас к мысли, что мы, очевидно, имеем дело с симулянткой.

— Только на основании ее заявления?

— Нет, не только. Но и на основании формы, в какой оно былопредъявлено. Наш эксперт допустил некоторую бестактность и в присутствиисвидетелей сказал кое-что такое, что нас обеспокоило. Его слова моглиподтолкнуть к определенным действиям, в случае если бы мы не смогли поддержатьего утверждение, а в тот момент мы не располагали для этого достаточнойинформацией и не рассчитывали получить ее имеющимися в нашем распоряжениисредствами.

— Он ответил на твой вопрос, Кроха? — обратился ко мнеСеллерс.

— Напротив, увел сторону, — отчеканил я.

— Ладно, — продолжал Селлерс, — пошли дальше.

Какое твое следующее предположение?

— Следующее предположение сводится к тому, что дорожногопроисшествия вообще не было.

— Что значит, вообще не было? — возмутился Ламонт Хоули. —Никакого сомнения, что авария была.

Мы проверяли в гараже, где ремонтировалась машина Хоули, и вгараже, где ремонтировалась машина Дешлер. У них даже сохранилась часть заднегобампера машины Дешлер со следами краски машины Холгейта. Придумайте что-нибудьпоумнее, Лэм.

— Продолжай выкручиваться, Лэм, — ухмыльнулся Селлерс. — Мненравится. Ты напоминаешь мне форель, которую я вытащил прошлым летом. Здороваябыла рыбина. Запуталась в сетке и сопротивлялась, как дьявол.

Вертелась, прыгала, хлестала хвостом, но никуда не делась.Так и осталась в сетке. — От таких приятных воспоминаний Селлерс довольноприщелкнул языком.

— Неужели не понимаете? — горячился я. — Никакой аварии небыло. Картер Холгейт напился. Начал с коктейлей на дне рождения своейсекретарши. Это было только начало. Потом он поехал куда-то поужинать и там ещеподнабрался. Возвращаясь, кого-то сбил и, испугавшись, бежал. Соображал, чтопьян. Словом, дал деру. Но машина все-таки побита, и надо что-то предпринимать.Он обращается к своей приятельнице Вивиан Дешлер. Скорее всего, или сама ВивианДешлер, или кто-то из ее хороших знакомых уже попадали в аварию, отделавшисьлегким сотрясением головного мозга. Ей было известно, что диагноз легкогосотрясения головного мозга ни один врач не сможет проверить. Итак, как толькоХолгейт более или менее очухался, чтобы быть в состоянии соображать, он подалсяк ней. Возможно, где-то около полуночи. И завел примерно такой разговор:«Послушай, Вивиан, я влип, у меня неприятности. Давай я стукну в задний бампертвоего автомобиля. Потом придумаем время и место дорожного происшествия,желательно во второй половине дня, но до того как я приложился к первомукоктейлю. Ты пожалуешься на сотрясение головного мозга и предъявишь мне иск. Ясделаю вид, что не знаю тебя, совершенно с тобой не знаком, и, стыдясь, признаюответственность. Страховой компании придется возместить ущерб. Таким образом явыкручусь из затруднительного положения, а у тебя будет безупречный поводобратиться в страховую компанию за вознаграждением в связи с расстройствомздоровья и…»